Как это ни было смешно, ему самому пришлось успокаивать Кантареллу. Он заверил босса в том, что, даже если полиция не пошевелит пальцем, Кризи в самом скором времени все равно будет ликвидирован. Теперь, когда личность его установлена, он попадется в ближайшие часы. Соответствующие указания уже разосланы по всем звеньям организации.

И тем не менее реакция Кантареллы на это сообщение оставалась для Конти совершенно непонятной. Конечно, убийца с таким прошлым, к тому же имевший достаточно веские основания для того, чтобы им мстить, был серьезной угрозой. Однако если раньше он имел неоспоримые преимущества, поскольку его личность оставалась неизвестной, теперь он их лишился и стал гораздо уязвимее. Поэтому очень скоро этот смельчак поплатится жизнью за свое безрассудство.

Почему же все-таки Кантарелла был в таком гнетущем состоянии духа? Конти пришел к выводу, что такая реакция была типичной для политика. Сам он, в отличие от босса из Палермо, достиг своего нынешнего положения лишь за счет насилия. Ему часто доводилось видеть смерть.

Кантарелла же поднимался к тем высотам, которых достиг, с помощью дипломатии. Он нередко отдавал приказы о принятии насильственных мер, однако сам никогда не участвовал в их исполнении. Конти прошел большой боевой путь от солдата до генерала. Кантарелла же всегда оставался политиком. Кроме того, ему никогда не угрожала непосредственная физическая опасность. Это обстоятельство тоже объясняло то смятенное состояние духа, в котором теперь пребывал босс.

Прежде чем отправиться в постель, Конти велел своим людям усилить его охрану. Ему принадлежало одиннадцатиэтажное здание, последний этаж которого занимала его просторная квартира. От подземного гаража до крыши в дом или из дома и мышь не должна прошмыгнуть. То же самое касается здания, в котором располагается его контора. Оно, кстати, тоже ему принадлежало.

Проблема передвижения между двумя зданиями его не волновала. Несколько лет назад он сделал одолжение одному своему соотечественнику из Нью-Йорка. Тот в благодарность подарил ему «кадиллак». Автомобиль был не серийный, а сделанный на заказ – с корпусом из бронированной стали и пуленепробиваемыми толстыми стеклами. Конти очень гордился своей машиной. За то время, что она у него была, произошло два покушения на его жизнь, первый раз в него стреляли из крупнокалиберного пистолета, второй – из автомата. В обоих случаях его даже не поцарапало. Тем не менее он распорядился, чтобы до специального указания его «кадиллак» во всех поездках сопровождала машина с телохранителями. А еще он решил какое-то время питаться только дома. Конти знал, что чаще всего боссы мафии умирают в ресторанах, причем совсем не от пищевых отравлений.

Конти пытался успокоить его по телефону, говорил, что ликвидация убийцы – дело нескольких часов. Тем не менее Кантареллу, сидевшего за письменным столом в своем кабинете, не покидали тяжелые чувства. Он перекрестился, положил перед собой блокнот и задумался, как усовершенствовать систему безопасности виллы Колаччи. Ей предстояло превратиться в неприступную крепость.

Он еще не успел набросать мысли на бумагу, как зазвонил телефон. Босс из Неаполя докладывал ему, что допросить владельца пансиона «Сплендид» абсолютно невозможно. Оказалось, что он там не один, а с этим треклятым полковником Саттой из карабинеров. Кантарелла совсем упал духом.

– С тебя восемьдесят пять тысяч лир.

Сатта улыбнулся. Этот проигрыш был не самым крупным.

– Надо мне было тебя послушаться и остановиться в гостинице.

Шел третий день его пребывания в пансионе. Питался он прекрасно и даже как-то помогал Гвидо на кухне. Завсегдатаи, обедавшие в пансионе, и представить себе не могли, что ели салат, который приготовил сам полковник карабинеров.

Если не считать трехсот тысяч лир, проигранных в триктрак, жизнь в пансионе была Сатте по душе.