Однако с Гвидо они играли не в карты, а в триктрак, и полковник постоянно проигрывал.

– Все, – сказал он как-то раз, когда Гвидо разложил доску и расставлял фишки, – я завязал. Я ведь в конце концов просто служащий и не могу каждый день проигрывать свою недельную зарплату.

Они сидели на террасе, вечернее солнце медленно опускалось в море, уходя за линию горизонта. Скоро Гвидо надо будет готовить ужин, но пока еще оставалось немного времени, они молча наблюдали за тем, как постепенно меняется цвет воды. Уже смеркалось, когда резко зазвонил телефон. Из Милана снова просили полковника Сатту.

Гвидо отправился на кухню резать овощи. После продолжительной беседы к нему пришел его непрошеный постоялец.

– Балетто покончил с собой, – сказал он.

– Ты уверен, что это было самоубийство? – спросил Гвидо.

Сатта кивнул.

– Сомнений никаких нет. Прежде чем отважиться, он полчаса сидел на подоконнике в своем кабинете на девятом этаже. – Он сделал руками выразительный жест. – Балетто никогда не был решительным человеком.

Гвидо продолжал свое занятие, Сатта стал ему помогать. Потом он спросил:

– Ты знаешь его жену?

– Видел однажды, – ответил Гвидо. – Встреча была не из приятных.

Когда он рассказал об обстоятельствах их встречи, Сатта печально кивнул.

– Ты выбрал не лучшее время для знакомства. Но я уверен, что теперь ее мнение изменилось, да и сама она тоже.

Какое-то время они работали молча, потом Сатта произнес:

– Пока Балетто сидел на подоконнике и решал, быть или не быть, ей позвонили из полиции и попросили приехать, чтобы отговорить его от этого шага. Знаешь, что она ему сказала, когда приехала?

– Что?

– Ничего, совсем ничего – она только рассмеялась. Странная женщина, и очень красивая…

Гвидо озадаченно посмотрел на него, хотел было что-то сказать, но лишь пожал плечами.

Рим не был исключением. Однако лето уже кончалось, поэтому около посольства стояла только одна большая грузовая машина – «мёбекс» на шасси «бедфорд».

Уолли Уайтмен и его подружка Пэдди Коллинз сидели на высоком бордюре тротуара и безнадежно ждали серьезного клиента.

Уолли было около тридцати, роста он был невысокого, но обращал на себя внимание густыми и длинными волосами. Сквозь немыслимую шевелюру на мир смотрели умные живые глаза. Одет он был в джинсовый комбинезон, который вполне мог получить первый приз на конкурсе самых старых и поношенных джинсовых комбинезонов, если бы, конечно, кому-нибудь пришло в голову провести такое состязание.

Пэдди уже разменяла четвертый десяток. Она была очень крупной, не то чтобы толстой, нет, просто все части ее тела были слишком большими – от пальцев на ногах до носа. Сказать, что она начисто лишена привлекательности, было бы несправедливо, однако ее габариты находились в вопиющем противоречии с общепринятыми представлениями о женской красоте. Крестьянское платье сидело на ней в высшей степени нелепо.

Оба они были уроженцами Австралии. История их пребывания в Европе была и типична, и необычна. Они, как и многие другие, путешествовали по Европе ради расширения своего кругозора, а необычность состояла в том, что они встретили друг друга. Уолли, вечный студент, еще давно нашедший временную работу в вечерней школе в Турине, где преподавал итальянцам английский язык, познакомился с Пэдди, которая двенадцать лет работала исполнительным секретарем в Брисбене.