Скоро плед был уставлен пластиковыми тарелками и свертками с обернутой в фольгу снедью. Кризи разлил вино по стаканчикам.

– За твое здоровье, – сказал Кризи по-французски.

– Что это значит?

– Это по-французски. Значит: «Будь здорова».

– Ямсинь, – ответила она и рассмеялась, увидев полное недоумение на лице Кризи. – А это – по-китайски.

– Я-то знаю, а как ты?.. – Тут он вспомнил о книге про путешествия Марко Поло. Девочка впитывала в себя все, как губка.

Какое-то время они говорили про разные языки, и Кризи рассказал ей на эту тему анекдот.

Как-то раз один техасец отправился в Европу на пароходе «Франция». В первый вечер плавания официант посадил его в ресторане за столик вместе с французом, который ни слова не понимал по-английски. Когда подали ужин, француз сказал:

– Бон аппети.

Техасец подумал, что он представился, и ответил:

– Гарвей Грэнджер.

На следующее утро за завтраком француз снова сказал:

– Бон аппети.

Удивленный техасец снова ответил:

– Гарвей Грэнджер.

Так продолжалось за каждой трапезой на протяжении пяти дней путешествия.

В последний вечер перед ужином техасец решил пропустить стаканчик в баре и разговорился там с одним своим соотечественником.

– Странные люди эти французы, – заметил техасец.

– Почему?

Он объяснил, что встречался за столом с французом много раз, и тот перед каждой трапезой представлялся.

– А как его зовут?

– Бон Аппети.

Американец разразился взрывом хохота и объяснил техасцу, что это вовсе не имя француза. Он просто желал своему соседу по столу приятного аппетита.

Техасец очень смутился и, усевшись за стол ужинать, дружески улыбнулся французу и произнес:

– Бон аппети.

Француз просиял от удовольствия и ответил ему:

– Гарвей Грэнджер.

Девочка весело рассмеялась и захлопала от удовольствия в ладоши. Кризи протянул руку, взял коробочку с подарком. Когда он стал разворачивать нарядную обертку, смех девочки стих. Пинта внимательно следила за его реакцией на свой подарок.

В коробочке оказалось небольшое золотое распятие на золотой цепочке тонкой работы. Кризи понял, почему Пинта выбрала для него именно эту вещь. Как-то у них зашел разговор о религии. Для Кризи эта материя была туманной и противоречивой. Родители его, католики, воспитали сына в своей вере. Его мать, как и мать Гвидо, была очень набожной, она верила, что все в руках Божиих. «Бог дал – Бог взял», – часто повторяла она. Ничего, кроме жалкой нищеты, в конце жизни ей самой Господь не послал.

Умерла она от воспаления легких, потому что не было денег на лечение и нормальное питание. Через год за ней последовал и отец, которому в чем-то было, наверное, легче, потому что он пристрастился к бутылке. Кризи тогда исполнилось четырнадцать. Мальчика взяли соседи-фермеры – не отказываться ведь от дармовой рабочей силы. В шестнадцать он сбежал от утомительной и однообразной работы и год спустя пошел служить в морскую пехоту.

Воспоминания детства и отрочества, как и вся жизнь, проведенная в сражениях, не приблизили Кризи к Богу. Он не мог себе вообразить некое высшее существо, которое допускает, чтобы миллионы ни в чем не повинных людей гибли в войнах, в которых ему довелось участвовать.

Ребенок, сожженный напалмом, не мог быть наказан за грехи. Он как-то видел девушку, почти девочку, которую насиловала солдатня – она взывала к Богу, но Бог ее не слышал.