Лайлани сухо усмехнулась:

— Ложная. Мы все еще ждем того дня, когда я смогу предугадать выигрышный номер лотереи, зажечь огонь усилием воли и телепортироваться в Париж на ленч.

— Некоторые из проблем твоего брата... Как мне кажется, в чем-то хирурги смогли бы ему помочь.

— О, мама слишком умна, чтобы доверять западной медицине. Она полагается на кристаллические гормоны, заклинания, снадобья из трав и примочки, которые вонью переплюнут любого зассанного, покрытого блевотиной алкоголика.

Микки увидела, что ее чашка пуста. Она не помнила, как выпила кофе. Поднялась, чтобы наполнить чашку. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной, а потому испытывала необходимость хоть чем-то занять руки: боялась, что ярость захлестнет ее, если она не займется каким-нибудь делом. Ей очень хотелось от души врезать кому-то из врагов Лайлани, да только рядом никого не было. А вот если бы она пошла в соседний трейлер и вправила мозги Синсемилле, если, конечно, эта подлунная танцовщица еще не покончила жизнь самоубийством, положение Лайлани после ее вмешательства только бы ухудшилось.

Стоя у разделочного столика практически в полной темноте, наливая кофе с осторожностью слепой женщины, Микки нарушила затянувшуюся паузу:

— Значит, этот псих возил тебя и Луки по стране в поисках инопланетян с исцеляющими руками.

— Исцеляющими методами, — поправила ее Лайлани. — Инопланетяне, овладевшие секретами межзвездных перелетов и научившиеся пользоваться туалетом при сверхсветовых скоростях, конечно же, могут вынуть меня из этого тела и пересадить в другое, новенькое, идентичное моему, но лишенное врожденных дефектов. Во всяком случае, это тот план, который мы пытаемся реализовать последние четыре года.

— Лайлани, дорогая, ты туда не вернешься, — заявила Дженева. — Мы не позволим тебе вернуться. Не так ли, Микки?

Злость, которая отравляла Микки жизнь, имела, однако, одну положительную сторону: лишила ее иллюзий. Она не признавала фантазий, почерпнутых из сентиментальных фильмов или других источников. Тетя Джен могла на какой-то момент представить себя Ингрид Бергман или Дорис Дэй, способными спасти попавшего в беду ребенка одной лишь ослепительной улыбкой или правильными словами, конечно же, под трогательную музыку... но Микки ясно видела их беспомощность в сложившейся ситуации. С другой стороны, если результатом являлась одна лишь беспомощность, может, не стоило лишаться иллюзий.

Микки вновь села за стол.

— Где исчез Лукипела?

Лайлани повернулась к окну, но смотрела, похоже, в далекое далеко.

— В Монтане. Есть такой штат в горах.

— Когда?

— Девять месяцев тому назад. Девятнадцатого ноября. Двадцатого у Луки день рождения. Ему бы исполнилось десять лет. Согласно видению доктора Дума, Ипы должны были излечить нас до того, как нам исполнится десять лет. Каждый из нас, обещал он Синсемилле, обретет новое тело до того, как мы перейдем десятилетний рубеж.

— «Странные огни в небе, — процитировала Микки, — светло-зеленые левитационные лучи, которые выдергивают тебя из башмаков и засасывают в летающую тарелку».

— Сама я ничего этого не видела. Так мне рассказали.

— Рассказали? — переспросила тетя Джен. — Кто рассказал, дорогая?

— Мой псевдоотец. В тот день, ближе к вечеру, мы припарковались на придорожной стоянке. Не в кемпинге. Даже не на площадке отдыха с туалетами и столиком для пикника. На большой площадке у обочины дороги. Вокруг шумел лес. Доктор Дум сказал, что в кемпинг мы поедем позже. А сначала он хотел посетить одно место, в паре миль от площадки, где какого-то парня, то ли Карвера, то ли Картера, по его словам, три года тому назад похитили лиловые головоногие с Юпитера или откуда-то еще. Я думала, что он, как обычно, потащит туда нас всех, но он отцепил внедорожник, который мы буксировали за собой на жесткой сцепке, и сказал, что с ним поедет только Луки.