Гранин тоже навострил уши. Легенду о первом императоре и первом вольном атмане он, конечно, слышал, но всегда думал, что сказки все это.

– А и все, – Лядова смахнула со щек слезы и отлипла от окошка. – У нашей семьи личное императорское дозволение венчаться с кем угодно.

– Это какая то шутка?

– Беллочка Наумовна, неужели вы не знаете историю нашей семьи? Сто лет назад, когда мой прадед, вольный атаман Никифор Лядов, пришел на помощь армии в решающий момент битвы и одержал славную победу, государь спросил его, какой награды он хочет. Сулил дворянство и угодья, а прадед отмахнулся от всего чохом. Просил император присяги, а мой прадед и тут отказался. «Чего же тебе надобно?» – спросил его государь изумленно. «Любить кого хочу и защищать страну, потому что верен ей не под присягой, а по велению своего сердца», – огорошил его мой прадед. Бояре замерли в ожидании, потому что нрав у первого императора был тяжелый и за такую дерзость запросто мог казнить. Долго он молчал, а потом вдруг захохотал и сказал, что так тому и быть. И мой прадед женился на императорской невесте! – торжествующе завершила Лядова.

– Как? – ахнула Изабелла Наумовна. – И в живых остался?

– Государево слово крепче гранита. Впрочем, он недолго кручинился, а на свадьбе пуще всех отплясывал.

– Если ты соберешься за Ваську или Степку, отца удар хватит, – вздохнула Марфа Марьяновна удрученно, совершенно равнодушная к этому необыкновенному рассказу.

– А его все равно ударит хватит, – отмахнулась Лядова. – Хоть за сапожника, хоть за принца заморского.

– Слава тебе господи, в деревне заморских принцев не водится.

– А вдруг! – Она разулыбалась, глаза ее засверкали, она снова принялась фантазировать, это у нее всегда прекрасно выходило: – Заходит такой красавец – глаза аметистовые, губы алые, на пальцах тяжелые перстни, на голове парик высотой в пять вершков, на ногах чулки шелковые. А я хлоп – и в обморок от любви. Головой о печку шарахнулась, да и делу венец, – и она захохотала.

– Что за глупости, – фыркнула Изабелла Наумовна.

– А это мадемуазель Жюли виновата, – открестилась Лядова, – вечно она сочиняла сентиментальные истории да везде отрывки разбрасывала. И главное: везде любовь как молния, стоит лишь глазами встретиться – и аминь. Как же так, спрашивала я мадемуазель Жюли, а если у рокового красавца характер поганый? Или шуток он вовсе не понимает? Или дураком уродился? Как можно влюбиться с одного взгляда?

– И сколько, по твоему, взглядов нужно? – спросила Изабелла Наумовна, посмеиваясь. Ее забавлял пыл воспитанницы.

– А при чем вообще взгляды! Человек – не картина, чтобы на него пялиться. Даже рукавицы себе по руке подбирают. Вот вы, Михаил Алексеевич, – и она проворно развернулась к нему, – как свою жену полюбили?

Он ответил не сразу, вспоминая запах ветчины и хлеба, крепкий купеческий дом, хозяин которого страдал от радикулита. И его молодую дочь, преисполненную спокойного чувства собственного достоинства.

Надежда Сергеевна – Наденька – не была любовью с первого взгляда, не была и с десятого. Гранин ездил к ним год, прежде чем решился сделать предложение.

Его любовь была ровной и сильной, не лихорадила и не обжигала, но дарила тепло и покой.

– Я выбрал жену по себе, – ответил он отрешенно, – не глазами, а сердцем.

– Простите мою бестактность, – вдруг испугалась Лядова, – если вам не хочется вспоминать…

– Ну что вы, Александра Александровна, – Гранин вернулся из далекого прошлого, послал ей теплую улыбку, – я не из ранимых. Так что со мной вы можете не выбирать слов.