Гайон кивнул, и двое его ближайших соратника, повинуясь этому безмолвному приказу, спрятали в ножны кинжалы.

– Я объясню вам, коль скоро сам зазвал вас в гости. Некогда Дарантазием правил граф Теодрат. От первой жены у него было двое сыновей; затем, когда Теодрат попал в полное рабство к магам из Рабирийских гор, жена его таинственным образом умерла, и он взял себе в супруги дочь мага. Старший сын от первого брака поднял мятеж и был убит; второй – бежал. Дарантазием правит Кондатэ, отпрыск магини, которая превратилась в змею, едва только дала наследнику жизнь.

– Следовательно, вы не признаете законным второй брак своего отца? – спросил Конан прямо.

И Гайон дал такой же прямой ответ:

– Разумеется, нет. Он позволил магам убить нашу мать и даже не задумался над тем, почему она умерла. Никто ведь так и не понял, отчего она скончалась: ее просто обнаружили мертвой, вот и все… Он довел своих подданных до отчаяния, и мой брат увидел свой долг в том, чтобы возглавить мятеж. Он хотел лишить власти обезумевшего отца. За это маги сожгли его живьем. Я был тогда еще ребенком, но видел все своими глазами…

Гайон помолчал, глядя в огонь, как будто надеясь разглядеть там лицо своего давно погибшего брата. Затем заговорил вновь:

– Мой брат был старше меня почти на пятнадцать лет. Он был очень красив, хотя, я думаю, не слишком умен… Впрочем, одним качеством он обладал в избытке. Он был невероятно благороден. Таких благородных людей я больше не встречал никогда. Сейчас я думаю: он понимал, что восстание обречено на поражение. И все равно он считал для себя невозможным отсиживаться в стороне, пока люди графства льют кровь попытке избавиться от ненавистной власти магов. Он рассчитал все верно, мой брат. Убив его законного наследника, маги не стали карать остальных мятежников. Они довольствовались одной этой жертвой. Говорят, во время беспорядков в Дарантазии погибло человек десять, не больше. Если бы мой брат не пал первым, то погибни было бы в десятки, сотни раз больше…

Гайон опять замолчал. Конан не торопил его, не задавал вопросов. Граф-изгнанник держался как человек, у которого очень много времени: Он жил неспешно и, видимо, давно уже принял решение принять свою судьбу, какой бы та ни оказалась. Если ему суждено провести всю жизнь в лесах, скрываясь, – значит, так тому и быть. Но если ему подвернется, хотя бы малейшая возможность свергнуть Кондатэ и заявить о своих правах на графскую корону Дарантазия, он своего шанса не упустит.

Наконец Гайон вновь нарушил молчание:

– Со мной – те из моих подданных, кто не принимает жизни в графстве, опутанном сетями черной магии. Проклятье, с некоторого времени сказать о себе: «Я из Дарантазия» – все равно, что сказать: «Я из преисподней», «Я – потомок уроженцев Ахерона» или: «Я – стигиец»… Но среди жителей графства есть ведь и такие, кому вся эта магия пришлась крепко не по душе.

Гайон глянул в сторону своих соратников. Туризинд сразу узнал этот взгляд: бывало, и сам он, капитан наемников, посматривал с таким же выражением лица на своих людей, на тех, с кем завтра ему идти в смертельный бой.

– Стало быть, нам повезло, – задумчиво произнес Туризинд. – Мы как раз направлялись в Дарантазии, поскольку у нас там… э… важное дело.

Конан встретился с ним глазами и еле заметно покачал головой. Если Гайон и заметил этот безмолвный приказ молчать, то никак не подал виду, что понял происходящее между двумя товарищами. Вместо этого Гайон неожиданно спросил:

– А кто прячется у вас в повозке?

– Никто, – пробормотал Туризинд.

Гайон улыбнулся и сделал знак. Повинуясь жесту своего графа, трое молодых людей быстро поднялись с земли и подошли к повозке.