Я взглянул на Кента и по выражению его глаз догадался, что он, видимо, чувствует сейчас примерно то же, что и я, и ему хотелось бы, чтобы Энн была жива и очутилась вместе с нами в ангаре, и он мог бы поговорить с ней и прикоснуться к ней.

Энн Кэмпбелл продолжала говорить о нравственных аспектах психологической войны и о чаяниях, нуждах и страхах людей вообще. В частности, она сказала:

«Психология — мягкое оружие, в отличие, например, от 155-миллиметрового артиллерийского снаряда, но с помощью листовок и радиовещания вы можете победить больше вражеских батальонов, чем с помощью взрывчатых веществ. Зачем убивать людей, если можно подчинить их своей воле. Гораздо приятнее наблюдать, как солдаты противника бегут к вам с поднятыми руками и бросаются перед вами на колени, моля о пощаде, чем убивать их».

Я выключил телевизор и заметил:

— Она производила эффект присутствия, читая свои лекции, не правда ли, Билл? Ей удавалось полностью овладевать вниманием слушателей. Жаль, что я не был с ней лично знаком.

— Не стоит об этом сожалеть, — произнес Кент.

— Почему же?

Он глубоко вздохнул и сказал:

— Потому что она была само зло.

— Зло? — переспросил я.

— Да… она была… она была одной из тех женщин, которые довольно редко встречаются… она была женщиной, которую все любят, которая кажется чистой, цельной и славной, а на самом деле она всех просто дурачит. На самом деле ей на всех наплевать. Она казалась совершенно простой девчонкой, такой, о которой мечтают все парни, но обладала извращенным умом.

— Похоже, что так оно и было на самом деле, — согласился я. — Может быть, вы поможете нам получше ее понять?

Следующие десять минут говорил один Билл Кент, делясь с нами своими впечатлениями об Энн Кэмпбелл. Отчасти они основывались на реальности, но в основном были далеки от нее. Синтия принесла ему еще банку пива.

В принципе Билл выносил ей нравственный обвинительный приговор, как это делали охотники за ведьмами триста лет назад. Она была исчадием ада, воплощением зла, овладевала умами, телами и душами мужчин, прикидываясь днем трудолюбивой и богобоязненной скромницей и общаясь с темными силами по ночам.

— Вы сами можете убедиться, просматривая эти видеозаписи, — воскликнул Кент, — как умело она располагала к себе мужчин, но стоит вам лишь прочитать ее дневник, прочитать всю эту гадость, и вам станет ясно, что́ она представляла из себя на самом деле. Я же говорил вам, что она увлекалась Ницше, этой его ерундой о человеке и сверхчеловеке, антихристе и прочей подобной чушью. — Он перевел дух и продолжал: — Я хочу сказать, что ей ничего не стоило заявиться к кому-то из ее знакомых мужчин на службу ночью и заняться блудом прямо в кабинете во время дежурства. А на другое утро она могла сделать вид, что едва с ним знакома.

И так далее, и в том же духе.

Мы с Синтией молча слушали его и кивали головой. Если подозреваемый в убийстве плохо отзывается об убитой, он либо не убийца, либо объясняет вам, почему это сделал.

Кент наконец спохватился, что перегнул палку, и сбавил тон. Но у меня сложилось впечатление, что он обращался больше к самой Энн Кэмпбелл, разглагольствуя в ее воображаемом доме, чем к нам. На него произвела сильное впечатление эта видеозапись. Она словно бы ожила перед его мысленным взором. Мы с Синтией настроили его на это, и подсознательно он это понимал. Немного помогли и четыре баночки пива, которые я подсунул ему вопреки запрету использовать развязывающие язык фармакологические препараты. Это был мой испытанный прием.

— Взгляните вот на это, — предложил я, вставая с места.