Жрецы не станут подстрекать народ к мятежу.
— А сами горожане?
— Вас называют царем, — ответил Юба. — Уверен, у них найдутся таланты для выкупа собственных поместий.
Октавиан улыбнулся, однако при виде дворца почему-то сбавил шаг. Во внутреннем дворе голосила женщина. Она побежала прямо на нас, и сорок солдат поспешили сомкнуть щиты.
— Цезарь! — кричала она. — Цезарь, произошло ужасное!
— Евфимия! — воскликнула я, разглядев лицо женщины в просвете между щитами.
— Царевна, скорее! Ваша мать умирает!
Агриппа с Октавианом переглянулись. Солдаты не тронули нас, когда мы с Александром и Птолемеем бросились во дворец. Не помню, устремился ли кто-нибудь следом, были мы в одиночестве или же в окружении сотен людей, когда прибежали к открытым дверям материнской спальни.
— Уйдите прочь! — приказал Александр слугам. — Прочь!
На нас обрушилась невыносимая тишина. Мать, облаченная в пурпурное платье, покоилась на ложе посередине чертога; свечи бросали яркие отблески на ее гладкую кожу. Ирада и Хармион лежали на полу, головами на шелковых подушках, будто ненароком заснули.
— Мама?
Я через силу пошла вперед.
Она даже не шелохнулась в ответ.
— Мама!
Мы с Александром бросились к ней. Тут к дверям подоспели Октавиан, Агриппа и Юба.
— Мама! — взмолилась я.
И тряхнула ее за плечи. Бережно уложенный на челе золотой венец приглушенно стукнул о пол. Хармион тоже не двигалась. Я взяла ее за руки, однако покрытые морщинами пальцы, когда-то учившие меня рисовать, были уже холодны. У локтя темнели две крохотные колотые ранки.
— Это была змея, Александр! — ахнула я.
И только теперь, обернувшись, заметила у двери Октавиана с его приспешниками.
Юба устремился ко мне, послушал, не бьется ли мамино сердце, проверил биение пульса у Ирады и Хармион и торопливо выдохнул:
— Змея? С чего ты взяла?
— Посмотрите на руки!
Юба вскочил.
— Здесь кобры, — сказал он Октавиану и приказал солдатам: — Комнату опечатать. А вы, Селена, Александр, Птолемей…
— Нет! — Я прижалась к матери. — Лекарь может отсосать яд.
Нумидиец покачал головой.
— Ее уже не спасти.
— Откуда вы знаете?! — прокричала я, и он вопросительно посмотрел на Октавиана.
— Послать за лекарем! — отрывисто бросил тот.
Седовласый солдат, стоявший рядом, не тронулся с места.
— Цезарь, — зашептал он, — вы получили то, чего добивались. Она мертва. Через десять месяцев мы вернемся в Рим…
— Молчать! Найдите лекаря и доставьте сюда сейчас же!
Юба взял за руку моего брата, зная, что с ним будет меньше хлопот, и строго сказал:
— Оставайтесь у двери. В комнате ползает по меньшей мере одна змея. Всем выйти наружу и не входить.
Мы стали ждать на пороге. Осунувшийся, побледневший Александр застыл на месте, напоминая одну из мраморных статуй, которые так любила царица.
— Он солгал, — прошептала я по-парфянски. — Никакого триумфального шествия через три дня не будет. Он просто хотел, чтобы мама наложила на себя руки.
Тут появился лекарь и занялся своим делом при свете лампы, бросавшей отблески на его черную кожу. Не издавая ни звука, с бешено колотящимися сердцами мы с Александром следили за ним. Отыскав на маминой руке багровые ранки, он сделал тонкий надрез чуть выше укушенного места. Затем припал губами к коже царицы и попытался вобрать в себя яд, проникший в тело. |