Я могла видеть тень Джулии за дверью, она старалась услышать, о чем мы говорили. Доктор Эмери взял мои руки, громко прочитал название книги, лежавшей на ночном столике, и сказал так, чтобы она могла его услышать.

— Джулия, дорогая, с девочкой все в порядке, она здорова и читает Колетт, вот и все.

Когда я была маленькой, Джулия отдавала мне воротнички из органди, маленькие плетеные сумочки, кружевные перчатки, а также выгоревшие шелковые цветы, которые, как говорила, прикрепляют к меховым шубкам. Когда я подросла и стала носить некоторые вещи ее размера, она дарила мне туфли, которые нужно было шнуровать на подъеме, открытые лодочки без каблука, выходные туфли, сделанные из атласа. Потом пошли пояса с серебряными застежками или же сплетенные из яркого шнура. Затем — платья, юбки, и блузки, вещи, которые когда-то носила она сама. Грудь у нее была больше, бедра шире, но талия тоньше, чем у меня.

Я не была на нее похожа. Но если закидывала назад голову и на лицо падал свет, можно было уловить некоторое сходство.

Я надевала ее вещи и в Париже. Однажды, когда к отцу пришел его поставщик из Италии — Эрги, — я надела белую шелковую блузку Джулии, бывшую в моде в сороковых годах. Я чувствовала себя такой хрупкой, такой женственной, как молодая леди. Блузка была вся в оборках, а рукав я сразу же вымочила в супе. Отец поднял мою руку и вытер манжету салфеткой.

— Хорошенькая блузка. Где ты ее взяла? Тебе стоит поучиться вести себя за столом, держаться воспитанной девушкой.

— Это блузка Джулии, — сказала я.

Он задержал салфетку на моей манжете.

— Да, конечно, мне кажется, что я вспоминаю ее.

— О, Джулия! — воскликнул Эрги. — Как она?

— Великолепно, — ответила я.

— С ней все в порядке, и она живет в Лондоне, — добавил отец.

— Я никогда не забуду, как она была хороша в Риме, — продолжал Эрги. — Она ходила в накидке, а на Площади Испании сидела прямо на ступеньках!

В следующий раз, оказавшись в Лондоне, я села на ступеньки у двери, пока ждала Джулию.

— Встань, — сказала мне Джулия, — когда так сидишь, то становишься похожей на жильцов многоэтажного дома.

— Но ты же сидела так на испанской лестнице, — заметила я.

— Та лестница гораздо больше, там все сидят.

У нее были друзья, которые посещали монастыри в Греции, разгуливали по Гималаям, проводили ночи в Сахаре. Они приходили к ней на обед по воскресеньям и рассуждали о разных интересных местах, приключениях и ненайденных сокровищах.

Тревор Блейк называл людей, приходивших к ней на обеды, богемой и никчемными людьми. Все они были из хороших семей, но путешествовали и торговали коврами и миниатюрами. Джулия тоже несколько раз ездила в Индию со своим партнером Элистаром. Он воспроизводил ее рисунки на тканях, которые тоже получали из Индии. Когда она возвращалась, то привозила кучи разных ярких бус и ожерелий, браслетов с маленькими бубенчиками, батики и удивительные образцы старых тканей, целые штабеля тонкой прозрачной материи.

Она говорила, что ей все нужно, чтобы проследить сочетаемость оттенков при работе над расцветкой тканей.

Она привозила восточную черную краску — коль — в крошечных стеклянных сосудах. Однажды она привезла из Марокко неровные глиняные диски коричневатого цвета. Джулия показала мне, как нужно помочить палец и потереть блестящую поверхность, и коричневый цвет становился ярко-красным.