– О чем вы, Лола?

– О движении в сторону телеоператора.

– Ингрид была слишком трезвой, а вы во всем перехлестываете через край.

– Ты мог бы быть и полюбезнее, мой мальчик!

– Не стоит обижаться, вы мне очень нравитесь такая, какая вы есть.

– В таком случае, ты меня проводишь. Где он живет?

– Кто?

– Ну хватит. Раз ты умеешь находить интересные сайты, то сможешь найти и нужный адрес. Тем более адрес типа, который проводит жизнь на глазах у тысяч пользователей Интернета.

– Если телеоператор Жюль действительно из семьи булочника, то тот живет на проспекте Стефан‑Малларме.

– Отлично! Скажи, как ты это узнал.

– Вы ведь узнали церковь Святой Одилии, я тоже. В Париже не так уж и много церквей из розового кирпича в неовизантийском стиле.

– Но поблизости есть только одна булочная, верно?

– Булочник есть в «Желтых страницах». Его зовут Ришар Паризи.

– Для медбрата совсем неплохо. Ладно, давай возьмем такси.

– Моя «веспа» стоит возле «Красавиц».

– Ты представляешь меня сидящей на мотоцикле?

– Будем как Одри Хэпберн и Грегори Пек в «Римских каникулах».

– Ты хочешь вывалять меня в муке, как усы Ришара Паризи, чертов мальчишка. А как насчет шлема?

– У меня всегда есть запасной.

– Для девушек?

– Совершенно необязательно.

– Я буду присматривать за тобой и за Ингрид. Не вздумай испортить ей жизнь. Только кажется, что она крутая, а на самом деле это нежный цветочек.

– Я без конца всем объясняю, что никому не хочу портить жизнь, а скорее наоборот, но мне никто не верит! – сказал он, одарив ее широкой белозубой улыбкой и красным шлемом.

Сам он надел ярко‑оранжевый. «Веспа» же была розовой. Испанец и американка оба питали слабость с диким цветам.

– Думаешь, я не видела, как ты притащился со своими гладиолусами? – фыркнула Лола. – Поехали.

Обхватив его за пояс, Лола заметила, что парень худой как щепка. К тому же от него хорошо пахло. Как бы Ингрид, которая никогда не умела вести себя с мужчинами, не потеряла голову и не наделала глупостей. А пока работник скорой помощи притормозил и высматривал на улице булочную. Церковь Святой Одилии легко узнать по ее изящной колокольне. Окружная автомобильная дорога была близко, а эта неуместная церковь, казалось, попала сюда с берегов Босфора. В самом же проспекте Малларме не было ничего особенного.

– Тут, – сказал он, останавливаясь.

Лола, по возможности сохраняя достоинство, слезла с безвкусной «веспы». Она сняла шлем и смотрела, как он снимает свой. Даже с этой штуковиной на голове он оставался красивым. Беда да и только.

Витрина булочной говорила о многом. Она излагала сагу семьи Паризи. Они занимались хлебопекарным ремеслом из поколения в поколение и хвалились, что пекут самые расхрустящие багеты в Париже. Развеселый Ришар позировал вместе с телеведущей, которая улыбалась белозубой улыбкой маленькой акулы. Была также блондинка лет двадцати в таком же безупречно‑белом колпаке и фартуке, как у весельчака Ришара.

Дверь им открыл сам булочник. Вид у него был столь же приятный в трех измерениях, как и в двух, и от него исходил расчудесный запах. Лола билась бы об заклад, что пахнет кулебякой. Кулебякой с маринованным мясом. Она представилась комиссаром в отставке, ведущим расследование для своего друга Мориса Бонена, предъявила свое старое удостоверение, и Паризи взглянул на него, не переставая улыбаться.

– Я хотела бы поговорить с молодым Жюлем.