– Предполагалось, что ты будешь снимать семейный праздник. Зачем ты вместо этого увековечил ее падение?

– Я независимый репортер.

– И это очень трудная профессия, – добавил Ришар Паризи, продолжая улыбаться. – Много званых, да мало избранных. Но я позволил Жюлю сделать свой выбор.

– Эти приемы с участием Алис навели меня на мысль снять репортаж о жизни портье крупных парижских отелей, – продолжал Жюль, очевидно, раздраженный отцовским замечанием. – И в ожидании Алис я взял интервью у портье «Астор Майо». У меня еще было немного времени. Я этим воспользовался, чтобы снять здание снаружи. Тогда все и произошло. Я увидел блондинку, высунувшуюся из окна. И стал снимать. Только под конец я узнал в ней кузину.

Все лица были обращены к младшему Паризи. Ришар по‑прежнему улыбался, хотя уже и не так широко. Лола спрашивала себя, уж не тик ли у него?

– Я продал пленку, чтобы защитить себя, – продолжал Жюль.

– Каким образом?

– Я подумал, что ее столкнули, и я, возможно, снял убийцу. Обнародовав пленку, я уже не был бы опасным свидетелем. Я знаю одного продюсера на канале ТВ «Европа». Он сразу купил у меня видео.

– За сколько? – спросила Лола.

Вновь наступило молчание, которое нарушил ровный голос Ришара Паризи.

– За двадцать тысяч евро. Как видите, нам нечего скрывать, – сказал он, поворачиваясь к веб‑камере.

– Это отец решил отправить фильм в Интернет.

– Мы и в настоящий момент в Сети, – гордо добавил булочник. – Все на виду, обо всем говорится открыто. Нам не в чем себя упрекнуть. Жюль неприкосновенен, с ним ничего не может случиться. Интернет с телевизионной передачей – это двойная страховка.

– Ловко, – оценила Лола. – Жаль только, что за спиной Алис никого не видно.

– Специалисты телеканала увеличивали изображение, но это ничего не дало, – подтвердил Жюль. – Скорее всего, она покончила с собой. Моей кузине часто лезли в голову дикие мысли, и она редко размышляла, прежде чем их осуществить.

– Но зачем ей понадобилось выдумывать про этого клиента? – вмешался Диего Карли.

Жюль растерянно пожал плечами. Жюльет с мамой не спеша доедали кулебяку, Ришар Паризи казался довольным и самим собой, и жизнью в целом. Лола поставила свой бокал и повернулась к сыну булочника.

– У меня несколько предположений. Одно из них весьма экстравагантное. Вдруг Алис предвидела, что ее смерть снимут на пленку? Что ты об этом думаешь?

– Не знаю, что и думать, мадам.

– Мсье Паризи, не могли бы вы выключить свою веб‑камеру?

– Это не совсем в правилах нашего дома.

– Давайте попробуем их немного изменить.

Лола встала, чтобы выключить камеру. Булочник следил за ней таким доброжелательным взглядом, что становилось не по себе.

– Скажи‑ка, Жюль, не было ли у вас с кузиной тайны, о которой ты случайно забыл упомянуть?

– Нет, клянусь вам. Этот день рождения должен был быть как все остальные.

– Разница только в двадцати тысячах евро. Прости, что я читаю тебе мораль, но тебя не смущает, что ты продал телевидению ее смерть? Ты подумал о своем дяде Морисе?

– Тогда нет. Сейчас – да.

– Что ты решил?

– Одна часть моего «я» хотела бы раздать эти деньги нуждающимся товарищам, а таких хватает. Другая часть хотела бы оставить их себе. Нельзя сказать, что у меня денег куры не клюют. Вы же видите, я живу вместе с родителями.

– Мы всегда будем тебе рады, сынок, столько, сколько понадобится.