День за днем, опустившись на колени, она подбирала камни, а вокруг нее теснились ведра и жестянки с цементом, водой и песком, валялись тряпки и кельни, маленькие колышки и лопаты.

Камни должны были быть гладкими и красивого цвета. Они лежали кучами, которые каждый из нас складывал в соответствии с чрезвычайно замысловатой выношенной им идеей и не позволял смешивать свою с другими. Самые мелкие камни были красными или белыми и лежали в отдельной коробке.

Тетушка цементировала, и размышляла, и мастерила, и ошибалась, и снова размышляла, а иногда только сидела и смотрела.

Мы начали выходить из дома через окно комнаты и входить туда же, но делали это тайком. Однажды мама выплеснула немного воды, когда несла ведра по доске, и значительная часть зацементированных камней была испорчена. После этого мы приносили ведра с водой также через окно.

Я знала, что Тетушке помогать нельзя, ей хотелось играть одной. И я только стояла и смотрела.

Она начинала с мелких красных и белых камней и уже вмонтировала их в цемент длинными рядами. Это должно было быть какое-то изречение. Всякий раз, когда мелкий камешек был вставлен неправильно, она тихонько подхныкивала.

— А ты не любишь играть? — спрашивала я. Она не понимала, что я имела в виду.

— Это трудно, — отвечала она. — Ты не должна смотреть.

И я убиралась восвояси!

Тетушка хотела, чтобы изречение было следующее: «Пусть мир обитает под моим порогом на крыльце». Но она забыла измерить длину надписи. Так что, когда она уже подходила к концу изречения, на слово «порогом» места не хватило. Получился лишь первый слог «по».

— Тебе надо было сначала снять мерку, — сказал папа. — И запастись шнуром, чтобы надпись была ровной. Я бы мог показать тебе, как это делают.

— Легко говорить потом! — воскликнула Тетушка. — Вам, возможно, все равно — зацементировано крыльцо или нет. Я, пожалуй, знаю, почему вы все лазаете через окно… Чтобы показать, будто я всем мешаю!

— Но какого черта нам таскаться среди всех твоих кадок и горшков! — произнес папа.

Тут она заплакала и побежала в мансарду. Папа остался стоять. Вид у него был несчастный, и он все повторял:

— Вот черт! Вот черт!

Тетушкино крыльцо так никогда и не было по-настоящему доделано. У нее пропало всякое желание довести работу до конца, и она перенесла все свои камни и прочее вниз к подножию горы, вместо того чтобы зацементировать камни в большой яме с водой. Доску убрали. Но тот пролом, пробив который, Тетушка начала плакать, так и остался и беспрестанно взирал на нас.

На следующий день Тетушка опорожняла большую яму с помощью ведра. Когда она дошла почти до самого дна, она попросила ковш. Затем ей понадобились несколько кофейных чашек и резиновая губка.

Но в самом низу, в тине, обитали разные мокрицы, козявки и букашки, которых Тетушка боялась и жалела. Так ужасно было вытаскивать их наверх, что она чуть ли не кричала, но это ведь необходимо было сделать. Она целый день переносила их в другую яму, а в перерывах между чашками кофе, который она беспрестанно пила, Тетушка окунала руки в воду, взмахивала ими, а слезы ее так и капали в море.

Когда яма совершенно опустела, она выложила дно камнями и прочно зацементировала их. Она поворачивала и вертела каждый камень, чтобы те подошли друг к другу, но это не получалось. Она пробовала один камень за другим, но они не желали сдаваться. Потом она заметила, что я стою за штабелем дров.

— Не смотри! — закричала она.

И я снова убралась восвояси.

Тетушка начала искать другие камни в заливах, но они все оказались либо неподходящей формы, либо неподходящего цвета.

А самое трудное было очищать камни, когда их наконец закрепляли.