Мэй осторожно поднялась на ноги и, отвернув край палаточной двери, выбралась на жаркое солнце.

— Я уже проснулась, — сказала она. — Что с маминым телом? Где она?

Алан, похожий на одинокого часового у их убежища, ответил:

— Его повезли в Дом Мезенция.

— Что?! — воскликнула Мэй, заранее настроившись рвать и метать. — Ее же не… она не была одержимой!

— Там есть кладбище, — тихо пояснил Алан сочувственным тоном. — На случай, если ты или Джеми захотите к ней съездить.

— Никогда, — ответила Мэй. — Ни за что.

Они даже не могли заявить о ее гибели, не могли предъявить полиции тело женщины, заколотой мечом, — началось бы дознание. Единственной альтернативой было утопить Аннабель Кроуфорд вместе с другими мертвецами. Мэй зажмурилась и сдавленно охнула, отгоняя эту мысль: как ее мать кидают в реку.

Алан заговорил, пока она держала глаза закрытыми. Его тон утешал и скорбел вместе с ней, и голос был самый правильный.

— Хорошо.

Это ее и взбесило. Она распахнула глаза.

— Я не буду с тобой встречаться, — бросила Мэй в его обеспокоенное лицо.

Чувство было такое, словно какой-то зверь рвался у нее изнутри, продирал когтями глотку до крови. Стало так жутко, что хотелось плакать, а она дала волю ярости.

— Ты меня подставил! Нарочно просил о свидании, чтобы обмануть Джеральда! Ты ни секунды не думал предавать Ника! Знал, что я не скажу «нет» перед Ярмаркой, а сам просто хотел, чтобы я передала твой план Джеми, а он — Джеральду. Дескать, раз Алан подружке шепнул, значит, правда. Подлость — вот как это называется!

Алан отвел взгляд. Перед лагерем текла река, безмятежно сверкая в свете зари. Над водой висели диковинные стрекозы.

— Знаю, — тихо произнес Алан.

— Что, нельзя было сказать правду? — шепотом спросила Мэй.

— Можно. Но я этого не сделал, — прошептал он в ответ. — Было легче и безопаснее соврать. Прости.

Он, наверное, все это время чувствовал перед ней вину и все равно поступил по-своему — услышал о беде Меррис и понял, как этим воспользоваться. Призвал Лианнан, заключил договор, скрыв его цель от Мэй, поцеловал ее и стал врать, врать и врать…

— Знаешь, ты мог бы разбить мне сердце, — воскликнула Мэй. — И даже тогда не поморщился бы.

Алан скривился в горькой усмешке.

— Разбить сердце? Это вряд ли, — сказал он. — Для этого ты должна была бы хоть немного меня любить.

Я многих девушек встречал, но о тебе мечтал сильнее всего.

Мэй сглотнула ком в горле и снова на миг зажмурилась.

— Ты мне очень нравился, — сказала она Алану. — Думаю… думаю, у нас даже могло бы что-то получиться. Но ты меня обманул.

— Спасибо за откровенность, — ответил Алан, как будто и впрямь был ей благодарен. И как будто не поверил ни единому слову. Говорил он печально, но решительно — видимо, уже свыкся с мыслью потерять ее из-за обмана.

Мэй опять открыла глаза и увидела его бледное продолговатое лицо, дивные глаза цвета сумеречного неба и, отстранившись от боли и гнева, напомнила себе о метке, которую он принял прошлой ночью. В любой момент его могли замучить, стравить демонам или даже убить. Жизнь Алана теперь целиком зависела от прихоти колдунов, а отдал он ее за едва знакомого ребенка, за Ярмарку и девчонку-танцовщицу, которые видели в нем кто предателя, кто — калеку.

Он врал той, кого хотел любить, врал хладнокровно и последовательно, неделя за неделей.