Но как бы там ни было, рассчитанная на осадные орудия дверь и злобная, упрямая магия разлетелась под молотом Черити, словно хрупкое стекло – на осколки не больше песчинок. От удара зазвенела вся башня; казалось, черный лед, из которого она сложена, тоже визжит и стонет. Пол буквально содрогнулся у нас под ногами, и мне пришлось пригнуться, чтобы не скатиться обратно по лестнице.

Я услышал, как Черити сдавленно вскрикнула – дверь она сломала, но оберег все же сработал, и молот тоже разлетелся на части. Один осколок угодил Черити в бедро и застрял в звене кольчуги. Осколок светился красным, и она поспешно стряхнула его. Другие осколки молота шрапнелью ударили в стены, прожигая черный лед. От оплавленных отверстий по льду побежала сеть светящихся бело‑зеленых трещин. Казалось, башню вдруг поразила какая‑то странная инфекция.

Черный лед таял под раскаленной докрасна сталью. Башня снова охнула, как огромный раненый зверь.

Черити уронила рукоять молота. Правая рука ее повисла плетью, что не помешало ей выхватить левой меч из висевших на бедре ножен. Я скользнул вперед, держа посох наготове обеими руками, и мы бок о бок ступили на балкон башни Арктис‑Тора.

Какой там балкон! Это была целая площадь диаметром в сотню футов, вдвое шире сечения ствола башни. Или висячий сад – ледяной, конечно.

Лед покрывал всю площадь балкона, образуя причудливые, призрачные деревья и цветы. Между ними стояли садовые скамейки, тоже изо льда. В самом центре балкона возвышался застывший фонтан; стекавшие по статуе струйки воды, замерзая, покрыли ее столькими слоями льда, что угадать ее изначальные очертания было уже невозможно. А там, где не было ни деревьев, ни цветов, змеились покрытые шипами ледяные лианы, холодные и прекрасные.

На ветке ледяного дерева сидел снегирь с ослепительно красной грудкой – сидел неестественно неподвижно. Я подошел ближе и увидел, что птичка покрыта тонким слоем прозрачного льда, превратившись, как и все остальное, в замерзшую скульптуру. Неподалеку от него повисла между ветвями паутина, и паук в центре ее тоже стал ледяной скульптурой, совсем крошечной. Оглядевшись по сторонам, я обнаружил множество других покрытых ледяной коркой существ и только тут понял, что это место никакой не сад.

Это была тюрьма.

У самого фонтана сидела красивая девушка в византийском платье, державшая за руку юношу в таком же историческом костюме. Чуть в стороне от них стояли спина к спине, касаясь плечами, три женщины‑сидхе, судя по всему, из свиты Мэб. Все они, похожие друг на друга как сестры‑тройняшки, крепко взялись за руки, и на их лицах застыли решительность и страх.

На толстых ветвях кряжистого ледяного дерева был распят мертвый обнаженный мужчина. Удерживавшие его ледяные оковы открывали взгляду потемневшую плоть запястий и лодыжек; длинные спутанные волосы падали на низко опушенное лицо. Он бессильно обвис на цепях, и все его тело, конечно же, покрывал слой льда.

У корней этого дерева сидела Молли. Ее одежда, искусно имитировавшая лохмотья, превратилась теперь в настоящие клочья. Напоминавшие сладкую вату волосы сбились бесформенной массой, почти утратив свои цвета. Она дрожала от холода, взгляд ее был устремлен в пространство, прямо перед собой. Лицо исказилось от натуги, из широко открытого рта не доносилось ни звука. До меня не сразу дошло, что все это время она визжала – просто надорванное горло уже не в силах было издавать звуки. Впрочем, это не останавливало ее от попыток.

Черити рванулась было вперед, однако я удержал ее.

– Постойте. Мертвые мы вряд ли поможем ей.

Она стиснула зубы, но послушалась, и мы замерли на месте, пока я шарил взглядом по балкону.