– Собственно, все, что я ощущаю, попадает ко мне только через твои ощущения.
– Но всего этого нет на самом деле, – негромко сказал я. – Вода на деле вовсе не горячая. И никто не массирует мне шею. Это иллюзия, которую ты наводишь поверх моих ощущений.
– Разве тебе от этого не легче? – спросил бестелесный голос. – Разве это не снимает напряжение?
– Да, – вздохнул я.
– Тогда какая разница? Это вполне реально.
Я махнул рукой, словно отгоняя от шеи назойливую муху, и ощущение сильных, уверенных пальцев на загривке исчезло.
– Валяй, – сказал я. – Только без рук. Мне не хотелось бы начинать день с заключения тебя в ментальную клетку, но если вынудишь, я это сделаю.
– Как тебе угодно, – произнес ее голос, и ощущение постороннего присутствия тоже ослабло. Но не совсем исчезло. – Хозяин мой, я правильно поняла, что ты не упомянул при этом горячей воды?
Я хмыкнул и, пробормотав пару‑тройку слов себе под нос, сунул на несколько секунд голову под иллюзорно обжигающую воду.
– Ты уловила, что произошло вчера вечером? – спросил я наконец вслух.
– Разумеется, – отозвался падший ангел.
– И что ты об этом думаешь?
С полминуты Ласкиэль задумчиво молчала.
– Думаю, что Кэррин считает некоторую дистанцию между вами профессиональной необходимостью, но что ей кажется, со временем, при других обстоятельствах все может еще измениться.
Я вздохнул.
– Нет. Не это. Блин‑тарарам, мне не нужно интимных советов от адской шлюхи! Я имел в виду тварей, которые нападали на людей на конвенте.
– А‑а, – произнесла Ласкиэль без малейшего намека на обиду. – Разумеется, это нападал сверхъестественный хищник.
Каков вопрос, таков ответ, подумал я и подвигал плечом под горячей водой.
– Если так, значит, целью нападений было не насилие ради насилия, – задумчиво пробормотал я. – Это объясняет увиденное мною в туалете, где напали на старика. Кто бы это ни сделал, он хотел посеять страх. Причинить боль. Чтобы насытиться… чем? Психической энергией, выделяемой жертвами?
– Объяснение немного упрощенное, – заметила Ласкиэль, – но для смертного, насколько я могу судить, довольно точное.
– Ба, да ты у нас теперь знаток смертных?
– Всегда была, – возразила она. – Не прими за обиду, но тебе стоило бы учитывать, что ваша способность оценивать окружающую ситуацию в значительной степени определяется верой в иллюзии. Во время. В истину. В любовь. В тому подобные вещи. Разумеется, это не ваша вина – но это накладывает некоторые ограничения на вашу способность воспринимать и понимать отдельные явления.
– Я всего лишь смертный, – хмыкнул я. – Так что уж просвети меня.
– Для этого тебе придется расстаться с претензиями на смертность.
Я даже зажмурился.
– Я что, должен умереть?
Она вздохнула.
– Ты снова понял лишь отчасти. Но для доходчивости скажу проще – да. Тебе придется перестать жить.
– Что‑то не очень это меня просветляет, – заметил я. – Таких учителей мне и без тебя хватает. – Я прополоскал волосы, потом намылил их шампунем еще раз, от чего начал благоухать как ирландский ручей (так, во всяком случае, написано было на этикетке). – Ладно, поговорим о тех, кто остался жив. Они перенесли душевную травму.
– Если теория не ошибается, – согласился голос Ласкиэли. – Если они и правда травмированы душевно, воздействие, похоже, необратимо. |