ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Если подумать, все больницы выглядят более или менее одинаково, однако больница Милосердия, куда отвезли жертв нападения, каким‑то образом ухитрилась избежать стандартного стерильного, полного тихой безнадеги образа. Старейшая больница в Чикаго, основанная Церковью, она так и осталась католическим заведением. Ее с самого начала построили необычно большой, однако знаменитые чикагские пожары конца девятнадцатого века наполняли ее под завязку. В чрезвычайных обстоятельствах врачи могли оказывать здесь помощь вшестеро или всемеро большему количеству пострадавших, чем в других тогдашних больницах, так что даже самые отъявленные критики перестали возникать насчет того, сколько ценной земли под нее угрохали.
В коридоре у палат пострадавших дежурил коп – на случай, если наряженный в маскарадный костюм киллер явится и сюда. Но, конечно, его могли поставить и для того, чтобы отгонять любопытных газетчиков с их феноменальным нюхом на кровь. Почему‑то я не слишком удивился, увидев, что дежуривший – Роулинз, небритый и все еще с болтавшимся на куртке дурацким беджиком «Сплеттеркон!!!». Одно запястье его белело свежими бинтами, но во всех остальных отношениях вид он имел на удивление бодрый для человека, получившего вполне чувствительную рану, а потом работавшего всю ночь. А может, просто внешность у него такая закаленная.
– Дрезден, – произнес Роулинз, не вставая со стула. Стул, кстати, стоял на пересечении двух коридоров. Профессионал, блин‑тарарам! – Вид у вас сегодня получше. Ну, не считая этих синяков.
– Самые клевые проявляются только через сутки, – заметил я.
– Святая правда, – согласился он.
Мёрфи стояла, переводя взгляд с меня на Роулинза и обратно.
– Да ты, похоже, с кем угодно можешь работать, Гарри.
– Ба! – расплылся в улыбке Роулинз. – Уж не малышку ли Кэррин Мёрфи я слышу? Жаль, театрального бинокля не захватил, не разгляжу толком.
Она улыбнулась в ответ:
– А вы что здесь делаете? Они что, нормального копа не могли найти следить за коридором?
Роулинз фыркнул и закинул ногу на ногу. Я заметил, впрочем, что при всей непринужденности его позы кобура торчала на виду, и правая рука все время держалась в непосредственной близости от рукояти пистолета. Он покосился на Мыша и выпятил губы.
– Вот не знал, что сюда разрешают с собаками.
– Это полицейская собака, – заверил я.
Роулинз небрежно протянул Мышу руку ладонью вниз. Мыш вежливо обнюхал ее и стукнул хвостом мне по ноге.
– Гм‑м, – протянул Роулинз. – Что‑то не помню таких у нас в управлении.
– Пес со мной, – пояснил я.
– А чародей – со мной, – добавила Мёрфи.
– Из чего следует, что собака полицейская, ага, – согласился Роулинз и мотнул головой вдоль коридора. – Мисс Марселла там. Пелла и мисс Бектон пока держат в реанимации. Парень, которого привезли, не вытянул.
Мёрфи поморщилась.
– Спасибо, Роулинз.
– Всегда пожалуйста, малышка, – пророкотал Роулинз тоном доброго дедушки.
Мёрфи бросила на него короткий испепеляющий взгляд, и мы двинулись дальше по коридору навестить первую из жертв.
Палата оказалась одноместная. Молли сидела на стуле рядом с кушеткой; судя по тому, как она оглядывалась по сторонам и вытирала уголок рта рукавом, она только что проснулась. На кушетке лежала Рози, маленькая и бледная.
Молли осторожно разбудила ее, дотронувшись до руки. Рози увидела нас и зажмурилась.
– Доброе утро, – сказала Мёрфи. – Надеюсь, вы отдохнули немного.
– К‑капельку, – отозвалась девушка слегка осипшим голосом. |