|
Читатель, вероятно, не забыл, как бургомистр и советник упомянули о том, что город будет освещен не вульгарным светильным газом, полученным при перегонке каменного угля, но новейшим газом, в двадцать раз более ярким, - оксигидрическим газом, получаемым от смешения кислорода и водорода. Доктор, искусный химик и изобретательный физик, умел получать этот газ в больших количествах и дешево, не пользуясь марганцевокислым натрием, по методу Гессье дю-Мотэ <Тессье дю Мотэ - французский ученый, предложивший способ получения кислорода.>, а просто разлагая слегка подкисленную воду с помощью батареи, построенной из новых элементов, изобретенных им самим. Таким образом, ему не требовалось ни дорогих веществ, ни платины, ни реторт, ни тонких аппаратов для производства газа. Электрический ток проходил сквозь большие чаны, наполненные водой, и жидкая стихия разлагалась на составные части - кислород и водород. Кислород направлялся в одну сторону, водород, - в двойном сравнительно со своим бывшим союзником объеме, - в другую. Оба газа собирались в отдельные резервуары - существенная предосторожность, так как их смесь, воспламенившись, вызвала бы страшный взрыв, - потом трубки должны были подводить их раздельно к рожкам, устроенным так, чтобы предотвратить всякую возможность взрыва. Должно было получаться замечательное пламя, блеск которого не уступает электрическому свету, а свет электрической лампы, как это всем известно, согласно опытам Кассельмана, равняется свету тысячи ста семидесяти одной свечи, ни одной больше, ни одной меньше. Благодаря этому счастливому изобретению Кикандон должен был получить прекрасное освещение; но доктор Окс и его препаратор меньше всего занимались этим, как будет видно из дальнейшего. Как раз на следующий день после шумного вторжения комиссара Пассофа в гостиную бургомистра Гедеон Иген и доктор Окс беседовали в своем рабочем кабинете, в главном корпусе завода. - Ну что, Иген, ну что! - вскричал доктор Окс, потирая руки. - Вы их видели вчера у нас на собраний, этих добрых кикандонцев с холодной кровью, занимающих по живости своих страстей середину между губками и коралловыми наростами! Вы видели, как они спорили, как жестикулировали? Ведь они преобразились физически и морально! А ведь это только начало! Погодите, когда мы дадим им настоящую дозу! - Действительно, учитель, - ответил Гедеон Иген, потирая свой острый нос, - опыт начался удачно, и если бы я сам не закрыл из осторожности выпускной кран, я не знаю, что произошло бы. - Вы слышали, что говорили друг другу адвокат Шют и врач Кустос? - продолжал доктор Окс. - Фраза сама по себе не была обидной, но в устах кикандонца она стоит тех оскорблений, которые герои Гомера бросают друг другу, прежде чем обнажить меч. Ах, эти фламандцы! Увидите, что мы из них сделаем в один прекрасный день! - Неблагодарных, - отвечал Гедеон Иген тоном человека, оценившего род человеческий по достоинству. - Ба! - вскричал доктор. - Не важно, понравится ли это им или нет, если наш опыт удастся! - Но я боюсь, - прибавил препаратор, хитро улыбаясь, - что, возбуждая таким образом их дыхательный аппарат, мы можем повредить легкие этим честным жителям Кикандона. - Тем хуже для них, - отвечал доктор Окс. - Это делается в интересах науки. Что бы вы сказали, если бы собаки или лягушки отказались подчиняться опытам? Возможно, что если бы спросить собак и лягушек, то эти животные и возразили бы кое-что против вивисекторской практики; но доктор Окс был уверен в неоспоримости своего аргумента. - В конце концов вы правы, учитель, - произнес Гедеон Иген: - нельзя найти ничего лучшего, чем эти кикандонцы. |
