«Только из клеток шлак пусть выведется» — добавляю мысленно.

В своём компе переписываю у Шаматова её данные, ставлю дату, своё видение диагноза и тип санации.

Помимо эмоций, я уже различаю виды микрофлоры — по индивидуальным частотам, потому моё воздействие уже тоже ранжируется на типы импульсов.

Обновлённый файл с первой записью через локальную сеть кладу в оговоренное место на компе Котлинского.

Через пять минут в мессенджере от него приходит большой палец.

У Шаматова ничего интересного для меня больше не происходит. Внимательно наблюдаю за всеми посетительницами и вынужден согласиться, что Али Шафетович оказывает на всех без исключения пациенток колоссальное психологическое влияние. Далеко не все были радостны изначально. Поначалу, войдя к нему, некоторые испытывают тревогу, уныние, и далее по списку. Но выходят от него все в ресурсном положительном состоянии.

Делаю вывод, что корректировать эмоциональный фон своего собеседника через свои возможности я всё же могу. Если даже у Шаматова, богатого тестостероном, это на уровне гормонов вон как шикарно получается. Надо будет потренироваться.

Ближе к концу, ко мне на рабочий комп по мессенджеру приходит сообщение от Котлинского: «У вас сегодня больше ничего интересного у Шаматова, я посмотрел запись. Поднимайся ко мне».

У Витальевича, кроме него самого, сидят Сергей Владимирович и тот самый пациент, у которого сустав сбоил из-за позвоночника.

— Саня, глянь, кое-что должно было измениться. — Едва не приплясывает вокруг от нетерпения Котлинский.

Для экономии времени, укладываем пациента прямо на диван.

Концентрация. Скан.

— А ведь позвонок таки на место встал, — констатирую удивлённо. — на нерв не давит.

— Ну ничего себе «встал»! — Начинают синхронно возмущаться Котлинский и мужчина.

— Я его знаешь сколько на гиперэкстензии тянул?! — продолжает возмущаться Котлинский.

— Думал, рожу, — добавляет пациент. — Кстати, в суставе полегче.

Сергей Владимирович тихо хихикает на стуле.

— Плазмолифтинг ему начали вкатывать, кстати; изменения, по его личным ощущениям, уже есть, — продолжает Котлинский. — Но хочу попробовать… А вдруг получится…

— Да не получится эта твоя псевдонаучная галиматья! — Ни с того ни с сего, перебивая, начинает горячиться Стеклов, который Сергей Владимирович. — Игорь, ну не восстановился ещё ни один сустав, б… Чуть не выругался из-за тебя!

— Вот. Он меня мало того, что врачом не считает, так ещё и при пациенте так корректно себя ведёт, — ехидно замечает Котлинский, зачем-то тестируя сустав на подвижность.

— Пардон, Костя, — ничуть не смущается Стеклов, — но зачем тебя вводить в заблуждение! Скажи спасибо, что не титан!

— Сергей, пожалуйста, дай мне договорить, — мягко, но как-то удивительно начальственным тоном тихо бросает Котлинский, и я начинаю понимать, почему он добился того, чего добился. — Костя, ты ничего не теряешь. Консервативными методами мы и так с тобой всё откатаем. Но лично у меня есть подозрение, что можно исправить и последний штрих. О котором Саша нам сейчас расскажет.

— Вам сразу по суставу? — быстро схватываю, что он имеет ввиду, я. Котлинский кивает в ответ. — Некроза нет. Регенерация запустилась. Вижу будто очаговую вспышку регенеративных процессов, вероятно — место укола при плазмолифтинге. Там постепенно восстанавливается его нормальный обмен веществ, судя по динамике частот.