— Пойдёшь в кандалах сам или без них, но на верёвке?

Указав пальцем сначала на одно, а затем на другое, я сам задал ему вопрос вместо ответа:

— Кандалы? Верёвка?

— Хм, да ты сообразительный парень, раб, — пробормотал удивлённый Хулус, — явно стараешься выучить кеофийский. — после чего подтвердил мою догадку — Это кандалы, в них больно ходить, а это верёвка. Ты её не порвёшь. Она очень прочная. Что выбираешь?

Естественно я кивнул надсмотрщику:

— Я выбираю прочную верёвку, урод.

Хулус громко расхохотался:

— Снять с него кандалы. Посмотрим, какой из него ходок.

Хотя на мои плечи и навалилось лишних почти пятнадцать килограммов, если считать вес ручных кандалов, я был неплохим ходоком. Вскоре обоз тронулся в путь. В фургонах ехали все, кроме меня. Впереди ехал фургон Хулуса. Четвёркой лошадей правила его подруга, а справа и слева от неё два здоровенных лба с копьями и щитами. Сам Хулус сидел в кресле сзади и от нечего делать держал в руках верёвку, конец которой был привязан к цепи. Чтобы мне было удобнее идти, я забросил цепь с привязанной к ней верёвкой за шею, натянув на неё жилет и ухватился за неё руками, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию. Дорога, на которую мы выехали, была широкой, мощёной тёсаным камнем, с двумя давно наезженными колеями. По ней прошли пешком десятки миллионов человек и выгладили её ногами, так что ступать было не больно. Позади меня грохотал колёсами дом Нира, а за ним ехали все остальные фургоны.

Редийцы ехали в фургонах, а я весь день шел пешком с утра и до вечера. Чтобы не свалиться на дорогу без сил, после полудня мне пришлось воспользоваться аптечкой и та дала мне какой-то мощный допинг. Ну, а Хулус решил не терять времени даром и учил меня разговаривать на кеофийском языке, который на слух весьма похож на английский, но только на слух. Язык я учил очень тщательно, а кашевар был неплохим педагогом и потому к вечеру у меня в мозгах наступило хоть какое-то прояснение. На все вопросы, которые стал задавать мне вечером после ужина надсмотрщик Нира, я отвечал коротко — нет, не знаю и не понимаю. Подошедшему хозяину он негромко сказал, отведя того в сторону метров на пять, но я всё же расслышал:

— Господин, ваш новый раб оказался весьма неплох. Он не очень силён, но зато невероятно вынослив. Больше всего меня поразило даже не это, а то, как быстро он учится разговаривать на кеофийском языке. Полагаю, что он был когда-то либо дворянином, либо жрецом.

Ниро отмахнулся и брезгливо сказал:

— Хулус, меня не интересует, кем он был раньше. Теперь он мой раб и будет на меня работать, как и все остальные рабы и колоны. Ты лучше подумай, к какой работе его приставить. Если он действительно такой выносливый, как ты говоришь, то пусть идёт пешком до самого поместья. Это только укрепит его тело. Корми его получше.

А до поместья от того места, где мы снова заночевали рядом с дорогой, было ещё сто сорок километров с лишни, то есть полные семь дней пути. Хулус, повинуясь приказу Нира, действительно кормил меня, как на убой, но только вечером и утром. За всё время мы ни разу не сделали привала в полдень. Редийцам было хорошо, они всю дорогу ехали. Коняги двигались довольно медленно, а потому при необходимости каждый мог спрыгнуть с фургона, отбежать от дороги, справить нужду и догнать обоз. Мне же приходилось терпеть до самого вечера, так как оросить имперскую дорогу считалось преступлением. Зато за эту неделю я окреп физически и что самое главное, довольно неплохо изучил язык Кеофии.