Ничего не поняв из сказанного, я выпил ещё один ковш воды, лёг на тюфяк и свернулся калачиком. Боже мой, меня ограбили, заковали в кандалы и я, судя по всему, угодил в рабство. От этого мне стало так тоскливо, что я чуть было не заплакал, но всё же сдержался. Поначалу я чувствовал себя неплохо, но примерно через полчаса у меня стал жутко болеть живот, а во рту с каждой минутой усиливалась горечь. Похоже, что я чем-то отравился. Нужно было срочно предпринимать экстренные меры, чтобы не загнуться на этой планете в первый же день. Встав на четвереньки, я отполз от тюфяка, искусственно вызвал позыв к рвоте и извергнул из себя содержимое желудка, после чего на четвереньках пополз к бадье с водой, жадно выпил два ковша и снова отправился к тому месту, где оставил ужин. Наверное местный лук мне категорически противопоказан. Желудок я промывал трижды и всякий раз с громко матерясь от боли. Нир всё ещё сидел возле затухающего костра и безмолвно смотрел на угли. Подойдя поближе, он поинтересовался у кашевара:

— Хулус, ты что, отравил моего нового раба?

— Что вы, господин, он ел ту же похлёбку, что и все, — торопливо ответил кошевар, — наверное наша пища для него непривычная. Не волнуйтесь, оклемается. Похоже, что он не дурак, раз хлещет столько воды и выблёвывает её. Очищает желудок.

— Ладно, посмотрим, — проворчал Нир, — если раб не сможет идти, Хулус, размозжишь ему голову дубинкой, снимешь одежду и закопаешь труп. Мне не нужны в поместье доходяги.

Хулус, который был у Нира надсмотрщиком и кашеваром, усмехнулся и стал успокаивать этого ублюдка:

— Не беспокойтесь, хозяин, ваш новый раб может быть не так силён, как вам хотелось бы, но он хорошо сложен, у него целы все зубы, а сила в нём обязательно прибудет. Со временем, но я сделаю всё, как вы приказали, хозяин.

Мне же в тот момент было невдомёк, что завтра днём решится моя судьба и хотя буря в желудке после промывания улеглась, я лёг на тюфяк на этот раз лицом к колесу, а спиной к публике. Как только болтовня и хождение в маленьком обозе, в нём ехало всего восемнадцать человек, не считая Нира, прекратились, я активировал аптечку и первым делом сделал анализ крови. Всё было именно так, как я и думал — отравление растительным алкалоидом. Что же, местный лук мне категорически противопоказан. Аптечка сама выбрала нужные лекарства и сделала инъекцию. Через пять минут я спал и проснулся с наступлением рассвета. Все остальные реды спали, причём только я и ещё четверо рабов с медными ошейниками на шее снаружи. Остальные храпели в кибитках. Сутки на Редии были на полтора часа больше, а я не привык спать подолгу. Мой организм уже немного восстановился и потому я смог встать и дошел до воды вполне уверенной походкой. Выпив ковшик воды, я сделал несколько энергичных приседаний и вернулся на свой тюфяк, чтобы посидеть и подумать.

Глава 7

Кто выжил в лётке, тому не страшно рабство

Первым проснулся и выбрался из фургона, крытого кожей, в котором спал с женщиной, Хулус. Ночью, в свете костра, я не очень-то разглядел редийцев, но сразу же понял, что они очень похожи на людей, пахнут, как люди, говорят как люди, и такие же жестокие и безжалостные, как часть людей, то есть, как ниггеры из космофлота, а они, как ни крути, тоже люди. Правда, редийцы не были чернокожими. Ещё ночью я понял, что их кожа темнее моей, а я в последние годы ни разу не загорал и был до безобразия белым. Именно из этого мне и следовало исходить. Вчера Хулус и Нир, их имена я запомнил сразу же, как и ещё несколько слов, не очень-то возмущались моей бледной физиономией, но при этом смотрели на меня, как командир Сандерс на любого гиперпилота, то есть как на вещь, а не на человека и именно из этого следовало исходить.