Оставить Кеннета она решилась по другой причине. Дело было не в его страсти обсуждать приказы: в споре с ним, как правило, рождалась истина, и потом, довольно часто они спорили не о том, надо ли вообще что‑либо делать, а о том, каким образом это сделать лучше. Во‑вторых, он прекрасно чувствовал момент, когда стоит заткнуться и исполнять. Кеннет – лучшее из того, что следует иметь в драке у себя за спиной. Нет. Ее тревожила его расположенность жертвовать собой, а именно его ей меньше всего хотелось принести в жертву. Даже ради детей Рэндалла, которые пока представляли собой некую абстракцию, цель жизни и идеал служения, а не нечто живое и теплое настолько же, насколько живым и теплым был Кеннет. Избавившись от Кеннета, Аранта избавилась бы от необходимости делать выбор. К тому же, оставив на его попечение Анельку, она не испытывала бы и угрызений совести.

Аранта поднялась и осторожно огляделась. Лошади тяжело переступали во сне где‑то за стеной сплошного тумана. Анелька спала возле умершего костра, с головой завернувшись в плащ: ее нещадно кусал кровососущий гнус. Кеннет тоже вроде бы не шевелился: лежал на боку, подперев голову плечом и выбросив вперед правую руку. На саму Аранту ни комарика не село: трудилась магия, властная над миром скотским и миром вещным. Бесшумно распустив тесемки, Аранта вытянула из мешка краюху и, вспомнив вчерашние наставления Кеннета, отсыпала из кисета горсть соли. Магия – магией, а лошадь – лошадью. Они друг дружку в первый раз видят. Даже тому, на ком ты ездишь, следует время от времени доставлять удовольствие.

Она не видела ничего плохого в том, чтобы позаимствовать лошадь. В конце концов, та была куплена на ее деньги.

Прикормив и распутав скотину, она сообразила, что дала маху. Лошади паслись расседланными: она сама их вчера расседлала, потому что Кеннету одному это было несподручно, а Грандиоза, как всегда, восседала знатной барыней. Возвращаться к костру за упряжью показалось ей плохой идеей: одно дело уйти налегке, чуть шелестя по мокрой траве босыми ногами, и совсем другое – волоча, на себе полпуда ремней, бляшек, пряжек, войлочный потник и глыбищу самого седла. Не может быть ничего унизительнее, если ее застанут. Скрепя сердце решилась обойтись так, тем более что лошадь, тычась мохнатыми ноздрями в горсть, полную соли, проявляла все признаки дружелюбия. Взявшись за гриву, Аранта озиралась в поисках, куда бы залезть, чтобы сесть верхом… или хотя бы боком.

– Следует понимать, что я утратил твое доверие?

Кеннет возник, должно быть, из тумана, и крепко держал лошадь за гриву с другой стороны. Невыспавшийся, хмурый, с нелепым вихром, топорщившимся надо лбом. Злой. Ну, это можно понять. Она бы тоже разозлилась.

– Не надо этого затравленного взгляда. Вот седло и сбруя. – Он бросил ношу к ее ногам. – Седлай, я помогу. Потфею под хвост… Давай просто поговорим.

Ему легко. Его голова – повыше лошадиной спины.

– Кеннет, – сказала она, держась за гриву со своей стороны, – это только мое дело. Это мое глубоко личное чувство. Это касается только Рэндалла и меня. Вам с Анелькой тут делать нечего.

– Хорошо, – усилием воли Кеннет сделал голос ровным, – значит, поговорим о Рэндалле и о тебе. Я прожил несколько лет, не вылезая из твоих сеней. За эти несколько сотен ночей не было ни одной, чтобы король прошел мимо меня, и ты заперла бы дверь перед моим носом. Что бы там ни было между вами в войну, с победой это кончилось. Обманывать можешь кого угодно, включая себя. Но я знаю правду. Так – не любят.

Аранта внутренне вздрогнула, пораженная тем, что он почти слово в слово повторил слова другого человека. Врага. Ложь, которую они с Рэндаллом вместе – сами! – сделали правдой.