— Что как день и ночь? — переспросил я.

— Когда приходится добираться самой или когда тебе кто-то помогает, — сказала она, и взгляд ее устремился куда-то вдаль, поверх моей головы, в прошлое.

Мне хотелось спросить ее, почему из всех прохожих она выбрала именно меня, но я тут же передумал: не стану я ни о чем спрашивать, в конце концов это ее личное дело.

И снова она охватила взглядом меня, улицу, прохожих.

— Мне показалось, вы очень хотели, чтобы я заговорила с вами… — сказала она.

Мы помолчали. Нам больше нечего было сказать друг другу, не то это могло бы завести нас слишком далеко. Она протянула мне руку.

— Спасибо, — сказала она.

— Это я должен вас благодарить, — ответил я.

Секунду она пытливо разглядывала меня, затем, повернувшись, скрылась в парадном.

— Старик, послушай, старик, — говорит парень из Семюра, — никак ты спишь?

В самом деле, я, кажется, вздремнул, и мне словно приснилось что-то. А может быть, сны просто вьются вокруг и мне чудится, будто этот вагон тоже возник из какого-то сна.

— Нет, я не сплю. — Как ты думаешь, скоро кончится эта ночь? — спрашивает парень из Семюра.

— Не знаю. Ничего не знаю.

— Сил моих больше нет, — говорит он.

Я и так догадался об этом по его голосу.

— Попытайся задремать, — говорю я.

— Да нет, от этого только хуже делается, — говорит парень из Семюра.

— Почему?

— Мне снится, будто я падаю. Все время я только падаю и проваливаюсь куда-то.

— И со мной то же самое, — говорю я.

Это верно: обязательно приснится, будто ты куда-то проваливаешься. То ты падаешь в колодец, то, сорвавшись со скалы, летишь в воду. Но в ту ночь я охотно падал в воду, погружался в шуршащий шелк воды, и вот уже вода заполняла рот, лилась в легкие. Вода без края, вода без конца, великая милосердная вода. Потом я вдруг просыпался оттого, что тело мое начинало оседать и сползать на пол, и становилось еще хуже. Вагон и эта ночь в вагоне были страшнее любого кошмара.

— Чувствую, плохи мои дела, — говорит парень из Семюра. — Не смеши меня, — отвечаю я.

— Правда, старик, я не шучу, у меня точно все омертвело внутри.

Кажется, я когда-то уже слышал эти слова.

— Что это значит — омертвело? — спрашиваю я.

— А то, что я весь как мертвый, неживой, понимаешь?

— И сердце тоже омертвело? — спрашиваю я.

— И сердце тоже, — отвечает он.

Сзади вдруг раздается вопль. Он усиливается, затем, оборвавшись, переходит в стон, в страдальческий шепот и вдруг опять с силой взмывает вверх.

— Если он не замолчит, мы скоро свихнемся, — говорит парень из Семюра.

Я чувствую, что нервы его напряжены до предела, слышу его прерывистое дыхание.

— Свихнетесь, оно и к лучшему, — произносит голос за нашей спиной.

Парень из Семюра слегка оборачивается назад, к темной массе тел, сгрудившихся сзади. — Как, он еще не сдох, тот говнюк? — осведомляется он.

В ответ раздаются какие-то ругательства.

— Веди себя прилично, — говорит парень из Семюра, — не мешай нам разговаривать.

Тот тип усмехается. — Что-что, а языком болтать вы мастера! — Нам нравится разговаривать, — заявляю я, — приятная беседа скрашивает путь.

— А если тебя это не устраивает, — заключает парень из Семюра, — можешь сойти на следующей остановке.