Стоявший рядом со мной Ару потерял терпение.

— Какая разница, черт побери, француз мой приятель или турок? — спросил он. — Я не турок, — учтиво поправляю я.

Надо же в самом деле уточнить положение.

— А если даже он не француз, черт побери, какая разница? — снова спросил Ару.

Белокурая девица слегка смущена.

— Видите ли, — сказала она, — это касается пособия по репатриации. Оно выплачивается только французским гражданам. — Я не французский гражданин, — сказал я, — и вообще я ничей гражданин.

— Не станете же вы уверять, будто он не имеет права на эту жалкую тысячефранковую бумажку! — в ярости крикнул Ару. — Вот именно, — ответила белокурая девица. — Вот именно. Он не имеет на нее права.

— Но кто, черт побери, выдумал эту хреновину? — заорал Ару.

Белокурая девица совсем растерялась.

— Не сердитесь, мсье, я здесь ни при чем. Это решение администрации.

Ару разразился уничтожающим смехом.

— Администрация, — передразнил он, — плевал я на вашу администрацию. Сами-то вы как считаете?

— А мне не положено ничего считать, мсье, — отрезала девица.

— У вас нет никакого собственного мнения на этот счет, так, что ли? — издевательски осведомился Ару.

— Если бы я начала по всякому поводу составлять собственное мнение, мсье, было бы просто невозможно работать, — с непритворным негодованием сказала девица. — Я только выполняю распоряжения администрации, мсье, — добавила она.

— … твою мать! — сквозь зубы пробормотал Ару.

— Моя мать тоже на государственной службе, мсье, — с еще большим достоинством выговорила девица.

— Брось, — сказал я Ару, — ты же видишь, мадемуазель обязана выполнять распоряжения администрации.

Ару сразил меня взглядом.

— Заткнись, — отрезал он, — ты не француз, ты здесь ни при чем. Для меня это вопрос принципа.

— Распоряжения на этот счет сформулированы совершенно точно, мсье, и притом в письменном виде. Только французские граждане имеют право на пособие по репатриации, — повторила девица.

— Значит, мы зря воевали, — сказал Ару.

— Не болтай ерунды.

— Заткнись! Я сказал: это вопрос принципа.

— Что до меня, — продолжал я, — то я не воевал.

— Ты что за хреновину несешь? — накинулся на меня разъяренный Ару.

— А ничего. Просто я говорю, что не воевал.

— Я спрашиваю: что значит этот собачий бред?

Ару обернулся ко мне. Белокурая девица удивленно наблюдала за нами. Она все еще держала в руках мой временный паспорт.

— А то, что никакой я не бывший борец. И я вовсе не воевал.

— Ты что, спятил? А что же ты тогда, спрашивается, делал?

— Я участвовал в движении Сопротивления.

— Знаешь что, не вкручивай мне шарики. Ты всерьез считаешь, что не имеешь права на это занюханное пособие по репатриации?

— О, простите, — вмешалась белокурая девица, оскорбленно поджимая губы, — но это вовсе не пособие по репатриации, это только аванс в счет будущего пособия. Точные размеры компенсации еще не определены.

Эта белокурая девица любила ставить точки над «i». Ничего не поделаешь — администрация.

— Хреновый аванс, — пробурчал Ару.