Мы устроились за столом в уютной столовой гостиницы. Миссис Пенджелли подала крепкий душистый чай и ячменные лепешки с джемом и взбитыми сливками.

Мэнтон спросил, как мне нравится жизнь на Острове. В ответ я сказала, что иногда просто забываю, на Острове ли я, на материке ли, особенно когда море и погода не превращают меня в узницу.

— Вы живете на Острове, несравненно большем, чем мой, на Голубых Скалах, — сказал художник, — разница существенная.

— Вы, наверное, знали моего отца.

Я была решительно настроена использовать небом ниспосланную возможность и пополнить свои сведения об отце.

Лицо Мэнтона чуть потемнело.

— Да, его я знал.

— Насколько я понимаю, он не очень-то нравился вам.

— Я бы предпочел не обсуждать эту тему, мисс Келлевэй.

— Никто не хочет говорить о нем, хотя мне это крайне интересно.

— Вряд ли от человека, которого он считал своим врагом, вы услышите то, что хотели бы, возможно, слышать.

— Он считал вас врагом? Уверена, что он был не прав.

— Ваш отец всегда был прав — так он думал о себе.

— Первая жена его умерла…

— Он был жесток с нею. Относись он к ней иначе…

— Вы полагаете, он виноват в ее смерти? Не убил же он ее!

— Кроме ножа в спину или яда в стакан есть масса других способов убийства. Убивает и злоба, и жестокость — именно этим он и воспользовался. Ее жизнь он исковеркал, искромсал. Он был ревнив, мстителен, несправедлив.

Я поразилась, сколько гнева и негодования было в словах Мэнтона; еще минуту назад он казался таким спокойным, безмятежным, этот мягкий немолодой человек, занятый своим творчеством. И вдруг ненависть к моему отцу выявила иные стороны характера Мэнтона.

— Значит, вы хорошо знали ее?

— Я знал его, знал и вашу мать тоже. Ваша мать была талантлива по-настоящему, из нее вырос бы профессиональный живописец, если бы он не губил в ней ее дар. А у нас с ней было много общего.

— Значит, моя мать тоже была несчастлива с мужем?

— Была. Но все же уехала, забрала ребенка.

— И как он к этому отнесся?

— Отнесся! — иронически засмеялся Мэнтон. — Да он только рад был.

— А что, дочери его совсем не интересовали?

— Сильва, бедняжка. Ее он ненавидел. Она была бы совсем другой… если бы она росла в счастливой семье. Как бы я… — Он передернул плечами. — Сильве так и не выпало возможности… Поэтому…

— Она исчезла, — закончила я фразу, которую он произносить, похоже, не хотел.

— Чего еще можно было ожидать, когда она обитала в такой жуткой атмосфере? Когда ее мать скончалась, она еще девочкой совсем была… и вот остаться одной… в таком месте…

— Я сама, конечно, ничего не помню, раз трехлетней меня увезли отсюда. А что, меня отец тоже ненавидел?

— На детей он не тратил ни сил, ни времени, ни чувства.

— А вы не знаете, что было на Острове сразу после отъезда моей матери?

— Искать ее он не пытался. Но так никогда и неп ей этого, как до смерти так и не простил Эффи… — Мэнтон тряхнул головой, — не надо было мне в таком тоне говорить о вашем отце…

— Я ведь просто хочу знать правду. Даже если она неприятна, я готова смотреть ей в лицо. Пусть лучше я узнаю все как есть, чем буду довольствоваться фактами.

— Вы должны извинить меня, — продолжал он, — я немного забылся. Мы с ним, мягко выражаясь, не ладили.