— Но нельзя же всё время держать вожжи натянутыми, — возразил Александр.

   — Мой князь Отто, — Вильгельм с особым смаком произнёс это «мой князь», — управляет весьма разумно: ни в коем случае не напрягая. Всё в меру, всё в меру.

   — Мои министры стараются соблюдать меру, — грустно произнёс Александр, — но зараза расползается. За ней не уследишь. Благомыслящих людей, коих немало, объявляют ретроградами. Печать разноголоса.

   — Ну, газетчиков можно приструнить, Ваше величество, — снова подал голос Бисмарк. — Я лично не даю им разгуляться. У меня есть несколько доверенных, чьи перья настроены и заострены мною. Так должно быть в свободном государстве. Тон должны задавать именно те, кому доверяют власти.

   — У нас это перестало получаться, несмотря на все усилия графа Шувалова и другого графа — Дмитрия Толстого.

— Плохо стараются, — бормотнул в усы дядюшка Вилли. — Так ли они надёжны?

Эта фраза снова всколыхнула и подняла из глубин все сомнения Александра. Может, в самом деле он поспешил с переменою министров? Вот ведь и те, кого он призвал в надежде на установление спокойствия и искоренение крамолы, топчутся на месте. Они — ив особенности граф Шувалов — всё время преподносят ему обещания на раскрытие будто бы зреющего венка заговоров. Взять того же Долгушина и его единомышленников, о коих было много шуму. Говоруны и только. Никакой опоры в народе у них не было, да и быть не могло. Той справедливости, о которой они хлопотали, нельзя добиться в одночасье. Нужны основательные перемены в обществе, в экономике. Время нужно, время. И ему очень желалось перемен, улучшения народной жизни, однако взмахом царского пера, как полагают говоруны, его не достигнешь.

Александр почтил присутствием заупокойную службу по генерал-адъютанту Зелёном. Покойный Александр Алексеевич был министром государственных имуществ. Рано усоп — чуть более шестидесяти годов. Говорили, от неумеренных страстей. Александр долго колебался, кого сделать преемником. Брат Костя подсказал: Валуева. Пожалуй, он прав. Назначить его министров и дать в придачу лесные дела и государственное коннозаводство. Быть по сему! Он повезёт.

Кончина за кончиной. Отправился в лучший из миров Павел Павлович Гагарин, князь, член Государственного совета и председатель Комитета министров. Этот — в почтенном возрасте: восьмидесяти трёх лет. Немало потрудился для великой реформы, да будет земля ему пухом. Ну и граф Берг. С его смертью Александр упразднил должность наместника царства Польского. Оно было поименовано Привисленским краем, и главою его генерал-губернатор Коцебу. Ну а на место князя Гагарина — графа Игнатьева. Адмирала Посьета — в министры путей сообщения.

Фигуры расставлены. Но в душе не было покоя. Дядюшка Вилли благодушествовал, расчёсывал свои уникальные бакенбарды, отнимал время своими разговорами, советами, в коих было больше старческого резонёрства, нежели разумности. Похоже, он выжил из ума. Да и зачем надобен ему ум, если у него под боком Отто фон Бисмарк с его остро отточенным практическим и дальновидным умом, который умело правит за императора всея Германии.

Одно утешение — Катенька. Всё это время Александр был как на иголках: приходилось исполнять обязанности гостеприимного племянника и верного союзника, притом почти на протяжении двух недель.

Но вот дядюшка Вилли с Бисмарком, Мольтке и другими советчиками, от которых было более беспокойства, чем проку, наконец отбыли, знаменитые бакенбарды перестали быть притчею во языцех, и Александр облегчённо вздохнул. Наконец в его досугах могла воцариться Катенька.