— Государь, я предлагаю ввести особую пошлину на ввоз и назвать её золотой.
— Как это понимать?
— Очень просто: ввести оплату пошлины только золотом, это даст казне солидный прибыток.
— Действуйте, Михаил Христофорович, вам виднее, — поощрил Александр.
Оставался император и король Франц Иосиф. Австро-Венгрия немало претерпела от турок, и Александр надеялся, её монарх его поддержит.
Свидание двух императоров состоялось в Богемии, в замке Рейхштадт, где обычно проходили свидания такого уровня.
Франц Иосиф был радушен, всяко воодушевлял Александра. Произносил множество нелестных слов в адрес Оттоманской империи и турок: они-де вероломны и кровожадны, с ними нечего миндальничать, давно пора их укоротить. Но когда Александр заговорил о намерении в случае победного исхода войны образовать за Дунаем, на месте бывших турецких владений единое славянское государство, Франц Иосиф сухо объявил, что это чрезмерно. Он согласился, однако, возвратить России отторгнутый у неё по злосчастному Парижскому миру прилегающий к Дунаю изрядный кусок южной Бессарабии.
— Но по крайней мере Болгария, Албания и оставшаяся за Портой часть Румынии должны получить статус автономных княжеств, — настаивал Александр. — Право народов на государственность есть неотъемлемое право. Полагаю, что Греция должна получить свои коренные земли, отторгнутые у неё турками, — Фессалию, Эпир и Крит.
— С этим, пожалуй, можно согласиться, — ответствовал Франц Иосиф безо всякого энтузиазма. Такою же была его реакция на предложение Александра объявить Константинополь вольным городом.
— Знаю, Государь, вы хотели бы прикарманить себе, — хохотнул он. — Об этом мечтала ещё царица Екатерина...
— Берите далее вглубь: этого желал наш Великий Пётр...
— Ну вот, ну вот. Но ни одна из великих держав на это не согласится, как вы понимаете. Вольный городок? Гм... Может быть, но не уверен. Тут такой клубок интересов, такой узел, что его не смог бы, знаете ли, разрубить сам Александр Македонский. Конечно, я лично склонен считать, что турки должны совсем убраться из Европы...
— Я именно об этом хлопочу. И если мечта о воссоздании великой Византийской империи, которую столь рьяно стремилась осуществить моя великая прабабка, остаётся, увы, неосуществимой, то по крайности статус Константинополя должен быть особым. Ему должно возвратить его историческое имя и столь же историческое значение одного из центров христианства, если хотите — его столицы, — закончил Александр.
— Это, надо полагать, не примут ни в Париже, ни в Лондоне, ни в Берлине, — ответствовал Франц Иосиф. — Как вы полагаете, граф? — обратился он к своему первому министру графу Андраши.
— Полагаю, Ваше величество, что в политике надо быть реалистами. И в данном случае позволю выразить своё мнение, а лучше сказать, своё несогласие со статусом турецкой столицы, который предлагает его величество император России.
— Стало быть, вы начисто отметаете принцип исторической справедливости, граф? — сердито заметил Александр. Он понял, что здесь встретит одно лишь противостояние, сдобренное вежливыми словами. «Они все против нас, — думал он. — Все: Англия, Франция, Германия, Австрия — все-все. Они нас боятся, они более всего на свете боятся усиления России. Так было во все времена, так обстоит дело и ныне. Всё ложь, ложь и ложь. На словах они станут поддерживать нас потому, что не любят турок. Да, они перестали наконец их бояться, ибо видят, что это колосс на глиняных ногах, и не за горами время, когда эта лоскутная империя рухнет сама собой. |