.. в мрачном подземелье разбудит бодрость и веселье, так, кажется, у Пушкина? Дело в том, что я не располагаю сведениями о наличии свободных мест — это в компетенции моих служащих. Но я дам вам записку к начальнику дистанции с просьбой устроить вашего дворника.
— Разве это будет всего лишь просьба?
— Моя просьба есть приказание...
— О, дорогой барон, я знала, что так будет. Вы столь обходительны и столь любезны, что я не нахожу слов для благодарности.
— О, мадмуазель Надежда, я рад был услужить столь очаровательной особе, — проговорил барон, выходя из-за стола и провожая Веру до двери. — Позвольте вашу ручку, — и, склонив голову с венчиком волос, обрамлявших розовую лысину, он приложился губами к запястью. — И позвольте надеяться на продолжение знакомства. Отныне вы моя Надежда.
— Разумеется, барон, надейтесь, — и торопливо поклонившись, Вера выскользнула из кабинета.
Теперь надлежало обворожить начальника дистанции. При наличии записки управляющего это представлялось не столь сложным. Однако для верности Вера облачилась в свой лучший туалет. Тем паче, что чиновник, к которому её адресовали, мог не знать французского, действовавшего безотказно на начальствующих особ.
Она не ошиблась в своих расчётах. Записка и платье барыньки из высшего света подействовали безотказно.
— Для вас, мадам, я готов был бы освободить место, а не только определить вашего протеже на свободное. Пришлите его хоть завтра, и он будет устроен.
Она не шла, а летела на Екатерининскую. Ворвалась в комнаты, восклицая:
— Дело сделано, друзья! Готовьтесь, Михаил, — обратилась она к Фроленко, — вы, Таня. Я вам выправлю паспорта на имя супругов Александровых. Завтра же, Михаил, отправляйтесь к начальнику дистанции, сыграйте роль дворника и получите у него место.
Вскоре новоявленная супружеская пара устраивалась в домике путевого сторожа в двенадцати вёрстах от Одессы. Там была всего одна комнатёнка с чуланом, чугунная печь, казённая мебель, состоящая из большой железной кровати, четырёх табуреток, подобия буфета для посуды и колченогого стола.
— Экая унылость, — поёжилась Татьяна Лебедева.
— Зато придётся спать в обнимку, — хохотнул Фроленко.
— Надо обживаться, — с этими словами Татьяна засучила рукава, подоткнула юбку и принялась за уборку, благо всё для этого нашлось: ведро, тряпки и веник. — Экая залустелось, — разогнулась она после часа уборки. — А ты вот что, барин: ступай-ка в город, на Привоз, да купи хотя пару кур да петуха впридачу. Всё веселей будет да и видимость соблюсти надо.
— А Вера советовала козу...
— Обойдёмся. Да и дороговато. Всё равно нам тут долго не быть. Поторапливайся. Начальник дистанции непременно явится обозреть либо мастера пришлёт. Так что ты и водку не забудь.
— Это уж непременно, — ухмыльнулся Фроленко. — К вечеру Кибальчич заявится — притащит свою химию. Всё должно быть в готовности, всё снаряжено. Так что мы с тобой здесь не заживёмся. После взрыва знай уноси ноги!
— Бедняга Николай, далеко же придётся ему тащиться.
— И тащить — хоть и невелик груз, да всё ж груз.
— Ступай-ступай, эк заболтался, — и она снова принялась за мытье пола.
Забот было много — у всех. По добытым известиям царский поезд далеко не всегда делал остановку в Одессе — государь предпочитал для разминки небольшие станции, однако же все на линии были оповещаемы, где: в Раздельной либо в Бирзуле, а то ещё где-нибудь. |