|
.. — Катя уткнулась в ладони, пряча лицо. — Погоди, не уходи от меня, я хочу сказать тебе очень важную вещь. Ты, верно, ругаешь теперь себя и меня, ты в растерянности перед тем, что случилось, и перед тем, что будет потом, я вижу это по твоему лицу, ты напугана и смятенна, но послушай, что я скажу, любовь моя. — Он повторил медленно, почти по слогам: — Любовь моя... Я сейчас не свободен, но при первой возможности я женюсь на тебе, ибо отныне и вовеки я считаю тебя своей женой перед Богом... Я не знаю, когда это случится, на то Божья воля, но это будет, будет, я знаю, ты верь мне, верь... Веришь? — Она неуверенно кивнула. — Всё будет, как я сказал. Мы навеки вместе и никогда больше не расстанемся.
1 декабря 1866 года. Дворцовая площадь.
Сани подкатили к боковому подъезду Зимнего дворца. Из них выпрыгнула Катя и открыла своим ключом дверь...
Спустя час. Кабинет Николая I.
Катя перед зеркалом одевалась. Александр — помолодевший, счастливый, сидя на диване, глядел на неё с улыбкой. — Ну, а теперь я должна сказать тебе, — Катя обращалась к его отражению в зеркале. — Ты же мне слова сказать не дал — как вихрь, какой. — И теперь не дам. — Он подошёл к ней и обнял её сзади. — Погоди, это очень важно. — Самое важное ты мне уже сказала — ты любишь меня. Всё остальное рядом с этим... — он засмеялся. — Я уеду. Он ещё продолжал смеяться, когда до него дошёл смысл её слов. — Куда уедешь? — В Италию. — Как? Кто сказал? Почему? — Меня увозят. — Кто? — Жена брата. Она узнала про... про нас. В свете говорят об этом. — Но этого не может быть. Ты же говорила — тебя никто не видит, когда ты приезжаешь. — Значит, видел. Не знаю, но все винят Мишу и Сильвию. Что они, мол, способствуют... И Миша решил, что если я уеду на время... — Что за вздор. Откажись. — Миша мне за отца. Я не могу против его воли. — Я всё улажу. — Государь в России может многое. Но даже он не может заставить общество не иметь мнения. — Я выясню, кто распускает эти отвратительные слухи. Я сегодня же вызову Шувалова. — Отвратительные? Но ведь это правда, Сашенька. Разве можно пенять людям, что они передают правду? — Если эта правда наносит ущерб репутации Государя... Или близких ему людей... Она перестаёт быть таковой и становится клеветой. Что должно повлечь за собой безусловное наказание. — Я ведь говорила, что это все узнают, что мы не мещане какие-нибудь, что мы слишком на виду... — Я не пущу тебя. Я буду говорить с твоим братом. — Нет, умоляю. Это поставит вас обоих в такое положение... Прошу тебя, вы два самых близких мне человека. Лучше я уеду. Они думают, что в разлуке всё забудется, и когда я вернусь... на моём месте уже будет кто-то другой... Другая... — Это Михаил Михайлович так считает? — Жена его. — Как она пошла. Она итальянка? — Катя кивнула. |
