– Да, это был мой портрет, – согласился Косто. – Лишенный жизни, я лишен и снов. Кроме точной копии меня, на картине ничего не могло появиться.

– Твой портрет, наверное, и есть отражение самых глубоких твоих страхов и самого глубокого стыда.

– Я ничего не боюсь и ничего не стыжусь, – возразил скелет.

– Ты упрямо настаиваешь на своем и тем самым мешаешь своему сну развиться в полную силу, – предположила Чекс.

– Но во мне нет для него содержания.

И Косто указал на свой пустой череп.

– Не содержания нет, а.., ты не хочешь уступить, – не сдавалась Чекс.

– Ну как можно уступить тому, чего нет? – вмешался Эхс.

– А я говорю – есть, – отрезала Чекс. – Если бы не было, то и двойника бы у Косто не было, и он без всяких усилий оказался бы сейчас рядом с нами.

– Да я пуст! – вспылил Косто. – Снам среди моих костяшек просто нечего делать!

И он еще раз, в виде доказательства, стукнул себя по черепу.

– А что было во сне? Тоже костяшки!

– То есть ты намекаешь, что Косто боится самого себя? – вмешался Эхс.

– Может быть, – сказала Чекс и, поглядев на Косто, спросила:

– Ты боишься себя?

– Мне нечего бояться, – отмахнулся Косто.

– Не уходи от ответа.

– Ну с какой стати я должен самого себя бояться? Я создан для того, чтобы меня боялись. И этим все сказано.

– А сон намекает на то, что ты себя боишься, – упорно гнула свою линию Чекс. – Тебе нравится быть скелетом? Нравится пугать?

– Нравится, не нравится… Разве у меня есть выбор? Таким я создан, и точка.

– И снова ты уклоняешься от ответа.

– Чекс хочет, чтобы ты объяснил свои чувства, – сказал Эхс. – Взять, к примеру, меня. Я очень боялся, что ничего важного в жизни не совершу, что Ксанфу все равно, был я на свете или не был.

Но я хотя бы живой, а ты нет. О, может, это тебя и мучит?

– Я не жив, но и не так глуп, чтобы стремиться к жизни, – коротко ответил скелет. – Жизнь так неуклюжа.

– Ну вот, видишь, и у тебя есть стремления, – обрадовалась Чекс.

– Живые существа обречены есть и приседать, и снова есть, и снова приседать, – продолжил скелет. – Не говоря уже о прочих церемониалах, громоздких, болезненных и стыдных. И в конце концов все становятся такими, как я – скелетами. И нет во всем этом ни крошки смысла.

– Живые умеют чувствовать, – сказала Чекс. – Чувствовать способен и ты. Вот скажи, охватывает ли тебя необоримый страх при мысли, что ты можешь быть только таким?

– У меня нет бытия. Каким захочу, таким и могу не быть.

– Не попытаться ли тебе вновь пройти через ворота? – несколько раздраженно предложила Чекс.

Скелет вздрогнул, но послушно пошел к воротам. На этот раз сон не оборвался на первой же минуте, а начал развиваться.

– Я не хочу вечно быть таким! – вскричал скелет. – И, может, на роду мне написано стать иным! Эхс ищет смысла жизни, но я тоже устал быть призраком. Я хочу чего‑то большего!

Сон продлился еще мгновение, потом поблек, а Косто наконец оказался по другую сторону ворот.

– Видишь, я же говорила! – в приливе чувств воскликнула Чекс. – Дай‑ка я тебя обниму, дружище.

По всему было видно, что скелет потрясен случившимся. И Эхс мог понять его чувства. Скелет вдруг ожил, по крайней мере, захотел стать живым.