— К сожалению, дорогая Люси, это дело может доставить гораздо больше неприятностей и хлопот, чем мы предполагали.
— Хорошо, мы все это вынесем! — заявила леди Эндкателл, — и, когда все это кончится, мы поедем куда-нибудь отдохнуть. Нужно думать не о сегодняшних неприятностях, а о завтрашних радостях. Я думаю, когда нам лучше поехать в Айнсвик: на Рождество или на Пасху? Как ты думаешь?
— У нас еще хватит времени, чтобы продумать планы на Рождество.
— Но я люблю все предвидеть заранее!.. Пасха, я думаю, будет очень хорошей… — И, улыбнувшись мужу, Люси добавила:
— К тому времени она все равно примирится!
— Кто? — Сэр Генри был слегка испуган. Совершенно спокойно Люси ответила:
— Генриетта, конечно! Если свадьба будет в октябре будущего года, то мы поедем к ним на следующее рождество. Я подумала, что…
— Я очень сожалею, моя дорогая, но ты слишком много загадываешь.
— Понимаешь, там есть амбар. Он может стать прекрасной мастерской для Генриетты. Зачем ей отказываться от своего искусства? У нее большой талант, и Эдвард будет ею гордиться. Я им желаю двух мальчиков и одну девочку… или, может быть, двух мальчиков и двух девочек. Это будет очень хорошо!
— Люси, Люси! Ты спешишь! Ты очень спешишь!.. От удивления красивые глаза Люси еще больше увеличились, она подняла их на мужа.
— Совсем нет, дорогой! Эдвард никогда не женится ни на одной другой женщине, кроме Генриетты. Он страшно упрям. Мой отец был таким же. Я совершенно уверена, что Генриетта выйдет за него замуж. Теперь, когда исчез Джон. Жаль только, что она его вообще встретила.
— Бедный Джон…
— Почему «бедный»? Потому, что он умер? Но все равно этим все кончается! Я никогда не жалею умерших…
— Мне казалось, что ты привязана к Джону, Люси?
— Да, он был приятный и очень обаятельный, но я совсем не думаю, что надо даже такому человеку придавать слишком большое значение.
И с милой улыбкой леди Эндкателл вновь принялась за свои кусты.
— Разрешите посетить вашу виллу? — спросила она с улыбкой. — Я так люблю входить в дома, которые не знаю! Я вышла, чтобы выгулять собаку…
Генриетта прошла в комнату, где все было расставлено с большим старанием, по возможности симметрично.
— Вы прекрасно устроились! — воскликнула она. — Какой порядок! Моя мастерская вас испугала бы.
— Почему же?
— Потому что там все перемазано глиной и потому что там всего одна или две вещи, которые мне самой нравятся.
— Я это хорошо понимаю, мадемуазель. Вы же художница.
— А вы сами разве не художник, месье Пуаро?
Пуаро склонил голову набок.
— На этот вопрос я, пожалуй, отвечу «нет». Я видел преступления, которые можно было бы назвать произведениями искусства в том смысле, что у преступника была творческая фантазия. Но в криминальных расследованиях нет творчества. Для, того чтобы добиться успеха, нужна только любовь к правде.
— Любовь к правде… — задумчиво повторила Генриетта. Она живо продолжала:
— Это должно было сделать из вас ужасно опасного человека. Но достаточно ли вам знать правду?
Пуаро пристально посмотрел на нее.
— Что вы имеете в виду?
— Я понимаю, что вы хотите знать правду. Но, узнав ее, не захотите ли вы пойти дальше и действовать?
Пуаро был заинтересован.
— Иначе говоря, узнав правду о смерти доктора Кристоу, смогу ли я удовлетвориться этим? Сохранить ее для себя? А вы знаете эту правду?
Она пожала плечами. |