Мне трудно и, в общем-то, неинтересно с ними общаться.
Это проявляется прямо на уровне языковых форм. Как только в разговоре на любую тему кто-нибудь заявляет: «Ну послушайте, ну что за бред, ну совершенно же очевидно, что… я совершенно уверен, и все разумные люди со мной согласны и тоже уверены…» — я осторожно, бочком, бочком…
Отсюда сразу же вытекает четвертый пункт.
4.-Есть очевидные истины: дважды два равно четыре, Волга впадает в Каспийское море, Земля вращается вокруг Солнца. Что же, и в этом сомневаться?!
Мое возражение: я с трудом представляю себе разговор между взрослыми людьми, целиком состоящий из констатаций очевидных на данном этапе развития человечества истин. Зачем это мне? Но если кто-то в отношении их скажет: «Вы знаете, появились новые данные по поводу… я был уверен, а вот теперь что-то усомнился…» — меня это, возможно, заинтересует.
Как наверняка понимают читатели, я тут совершенно не претендую ни на какую абсолютную истину. Да ее здесь, скорее всего, и нет.
Прописные истины
В какой-то степени эта тема вытекает из двух предыдущих и последовавших за ними обширных дискуссий на «Снобе» — о счастливом детстве и об уверенности в себе. Тема прописных истин всплывала там не один и даже не два раза.
И мне показалось, что настал момент поговорить об их бытовании в современном обществе. Что мы вкладываем в это понятие? И все ли одинаково понимают, что это вообще такое?
Весьма часто понятие прописных истин и они сами используются в воспитательных целях и при ведении всяческих разговоров с претензиями на просвещение. И, разумеется, я сама, будучи представителем профессии, как ни крути, не чуждой дидактики, тоже их использую. И вот пару лет назад столкнулась со странным фактом, который сначала заставил меня задуматься, потом — кое-что проверить, а потом — опять задуматься, уже несколько о другом.
Сейчас расскажу, с чего все началось. Однажды у себя в кабинете я вполне мирно беседовала с юношей-старшеклассником. Несмотря на наши с юношей неизбежные разногласия, разговор в целом складывался хорошо и конструктивно, и ни я, ни подросток не ожидали от него никаких подвохов и неожиданностей. Не помню даже, по какому поводу я произнесла сакраментальное: «Послушай, ну нельзя же все отрицать, есть же всем известные прописные истины: Волга впадает в Каспийское море, лошади кушают овес и сено…»
В этот момент нечто в выражении его лица заставило меня насторожиться.
— Что? — уточнила я. — Что ты хочешь сказать?
— Я спросить хочу, — улыбнулся юноша. — А как лошади овес кушают, в каком виде?
— То есть как это «в каком виде»? — оторопела я.
— Ну, в виде травы или в виде каши?
Я нервно засмеялась. И за пару минут выяснила, что юноша никогда не видел, как лошади едят овес (те лошади, на которых он в детстве катался в парке, ели сахар и сухари), никогда не видел недробленой овсяной крупы и не имел ровно никаких сведений о лошадиной диете.
— А Волга-то? — напряженно спросила я. — Куда она впадает? Это-то ты знал?
— Раньше не знал, но теперь вы сказали: в Каспийское море. Спасибо, буду знать.
Сначала мне показалось: издевается. Потом присмотрелась и поняла: ничуть. Но как такое могло быть?! Они перестали проходить в школе рассказ Чехова «Учитель словесности»?
Поразмышляв некоторое время после ухода юноши, я решила оценить масштаб бедствия. И некоторое время задавала всем приходящим ко мне подросткам старше 12-ти лет один и тот же вопрос: куда впадает река Волга?
Опросила больше сотни (ближе к полутора) человек. |