Одно-единственное слово ворвалось в его мысли:  как?

 Как мальчик мог оставаться сиротой, чтобы никто в городе не знал, что

 случилось с его мамой?

 Как он мог быть таким удачливым, что его вырастил Дом?

 Как он мог не задуматься, когда Дом начал нападать на Дэлайлу, и ранил

 ли он его маму?

А если Дом не был хорошим? И что, если сам он жил тут все это время, слепо доверяющий, а его единственная семья была… злой?

Пытаясь сохранять спокойствие и подавив комок слез, Гэвин продолжил

вслушиваться в возможные звуки человеческой жизни в доме. Он опустил

стопку писем на стол и пошел на Кухню, взял стакан и наполнил его водой из-

под крана.

Он пил, держа стакан дрожащей рукой и пытаясь не обращать внимания

странную темноту снаружи. Вернувшийся в Камин огонь согревал передние

комнаты. Тарелка со свежим печеньем стояла на столе. Ромашки на

подоконнике разжали лепестки и посмотрели на него.

– Думаю, я пойду наверх и посплю, – произнес он.

Гэвин взял яблоко из плетеной корзинки и выпрямился, вытирая красную

кожицу фрукта о ткань футболки.

– Я уснул, репетируя для весеннего концерта, и шея затекла. Но я посплю, и

все наладится. Может, мы потом осмотрим систему полива снаружи, когда я

проснусь? Она в плохом состоянии.

Ромашки кивнули головками, но не двинулись, чтобы коснуться его, когда

он поставил стакан в раковину.

Гэвин поднялся по ступенькам, наступая на каждую и надеясь, что

выглядит не так тревожно, как себя чувствует. Было слишком тихо. В Доме

всегда кипела энергия, и он привык к этому: к легкой дрожи, к ощущению

движения вокруг него, из-за чего ему было проще засыпать по ночам и из-за

чего он помнил, что не один. Он чувствовал подрагивание стен и дерева под

ногами. Чувствовал дрожь воздуха. Сегодня она тоже была, но другая.

Дрожь была тяжелой. Напряженной. Ему казалось, он попал в сжатую

мышцу, зная, что Дом не станет причинять ему вред, но чувствуя при этом

окружавшую его пульсирующую ярость.

Зажегся свет на втором этаже, но лампы загудели нескладно. Ступеньки

скрипели с каждым шагом, но не твердо, а хрупко.

– Что происходит? – спросил он, сглотнув так громко, что сам услышал это

в зловещей тишине. – Ты злишься на меня?

Страх собирался в животе Гэвина, и он поспешил подняться по ступенькам, после чего посмотрел на дверь спальни в конце коридора, прислушиваясь при

этом к звукам.

В шкафу была спортивная сумка, и Гэвин подумывал положить туда вещи, туалетные принадлежности и прочее перед побегом, но теперь он отбросил эту

идею. Дом не напал только потому, что Гэвин не попытался сбежать.

Он сел на кровать, взял свой альбом и кусочек угля, пытаясь выглядеть

спокойно и расслаблено. Как это сделать? Как найти в Доме маму, если тот

замечает каждое его движение? Он никогда не видел Дом таким мрачным, мертвым и  зловещим. Существовал ли способ его обмануть?

Гэвин помнил дни, когда был заперт, когда исчезли дверные ручки с

наружных дверей и пропали задвижки на окнах. Дэлайла уверяла, что Дом

менялся и физически преображался в тот вечер, когда она пришла на ужин.

Были ли у Дома части, о которых он даже не подозревал?

Заметив старую коробку на полке, Гэвин достал оттуда модель самолета, которую не закончил, и пробормотал, что нужно найти клей. Теперь у него

появилась возможность копаться в старых ящиках, заглядывать в шкафы, которые не открывал годами, даже проверять под подушками и кроватями. Дом, казалось, был рад помочь, отодвигая мебель с его пути и открывая для него

дверцы шкафчиков.