Топор громко звякнул по пластику, напугав ее еще сильнее.

– Скажи, где он.

Ее голос рассмеялся в ответ, приторный и насмешливый.

 – Мечтай, Дэлайла.

В ответ на происходящее Дэлайла ощутила собственные тихие истеричные

всхлипы, вырывавшиеся из груди и поднимавшиеся по горлу, вылетая наружу.

Голос, исходящий из телевизора, из узнаваемого превратился в высокий

ужасающий визг:

 – Не плачь, не плачь, плакса, не плачь, не плачь, плакса, плачь, малышка, плачь.

Она могла застрять здесь, испугавшись ожившего телевизора,

приблизившегося к ней. Могла затеряться в этом моменте, когда сердце бьется

так сильно, что можно всерьез испугаться возможности умереть, и когда

ожидающее наверху настолько пугает, что от страха прошибает в пот, стискивает горло, а по щекам льются слезы.

«Или, – глубоко дыша, думала она, – можно подняться наверх и пустить в

ход топор».

Шагнув в стороны, Дэлайла рванула мимо, махнула ногой так сильно, как

только могла, и, ударив ею по боку телевизора, отправила его катиться в

противоположную стену. Послышался звон разбитого стекла. К ней спустились

полоски обоев, царапали уши, цеплялись за воротник и, став еще острее и

свирепее, не порезали ее шею.

Она оттолкнула их, разорвала и снова пнула телевизор, потом схватилась за

перила и побежала вверх по ступенькам.

«Дом будет стараться уничтожить тебя, – говорила она себе. – Будет

стараться, но ты быстрее. Ты умнее. Найди Гэвина».

Сквозь ветер, скрип, тоненький безумный смех и ледяной холод в коридоре

Дэлайла начала различать слабый гулкий звук. Что-то все время билось о стену: тук,

 тук-тук,

 тук… тук-тук.

В отличие от всего все остального вокруг, звук не был угрожающим. Его

издавал кто-то с усилием и натугой. От догадки Дэлайлу бросило в жар.

– Гэвин! – закричала она, перепрыгивая через две скользкие ступеньки, спотыкаясь о движущийся ковер и какие-то деревяшки, валяющиеся под

ногами. Наверху она упала, ударившись коленом о стол, и с силой оттолкнула

его. – Гэвин!  Гэвин!

Звук прекратился, а потом возобновился, стал быстрее, громче и тревожнее.

Словно что-то резиновое стучало по пластику, снова и снова, звуки сливались в

один. Он пинал ногой стену? Он не мог  говорить?  Страх сжал ее горло, лишая

воздуха, пока она не закашлялась, продвигаясь по коридору. Но когда-то

небольшое расстояние с пятью дверями в комнаты растянулось в несколько раз, постоянно двигаясь, и Дэлайла начала путаться в бесконечном лабиринте

поворотов и тупиков. Ковер скользил под ее ногами и тащил ее обратно. Она

отбивалась от него, стараясь бежать по кромке деревянного пола, уворачиваясь

от падающих картин и резко открывающихся перед лицом дверей.

Она врезалась плечом в дверь ванной и толкнула ее так сильно, что та

треснула. Темная густая кровь потекла из трещины и заскользила в коридор, касаясь ее ног. Сколько бы Дэлайла не бежала, сколько бы раз не возвращалась в

коридор, сколько бы раз не открывала двери и не забегала глубже в лабиринт, что строил и строил вокруг нее Дом, стук Гэвина в стену не переставал. И все

время доносился откуда-то слева. Дэлайла ненадолго остановилась перевести

дыхание и вытереть пот с лица.

Она закрыла глаза, не обращая внимания на приливающую кровь у ног, и

рядом с ухом раздался чей-то смех. Он был так близко, что она испугалась, что

источник этого смеха может ее коснуться.

Дом мог творить какие угодно иллюзии, но Гэвин оставался на месте.

Когда она развернулась к стене, под ногами задрожал пол, воздух стал еще

холоднее, а стены начали приближаться к ней.