ней удобно, он о чем-то спрашивал ее и что-то отвечал. Но никогда особенно не

распространялся о себе.

– Сегодня ты не взяла обед, – сказал он, откусывая красно-зеленое яблоко.

Он запустил руку в пакет со своим обедом и вытащил второе яблоко. – Держи, это тебе.

– Откуда ты знал, что я не возьму обед?

– Я и не знал, – сказал он, откусывая огромный кусок. Он проступал под

его щекой, и ей было видно, как его острые зубы вгрызаются в кусок. – Но

яблоки хорошие, и я подумал, что ты не откажешься.

– Это с твоей яблони?

Он застыл и проглотил, даже не успев дожевать.

– Да.

– И что, в январе твоя яблоня плодоносит?

– Некоторые яблони могут цвести в январе, – сухо ответил он.

– Но только не яблони сорта пепин.

Она это знала, взглянув на яблоко. И видела, что его яблоня цветет и при

этом полна плодов, когда подглядывала, и теперь он стал в курсе, что она это

сделала.

Дэлайла посмотрела на яблоко в руке и потерла его о блузку, полируя до

блеска. Она чувствовала, как он хочет как-нибудь сменить тему. Помогая ему, она сказала:

– Тебе нравится, что я прихожу к тебе на обеденном перерыве?

– Конечно, – он бросил огрызок яблока в пакет.

– И я нравлюсь тебе так же, как и ты мне?

Он потер шею, подался вперед, чтобы заглянуть ей в глаза, и спросил:

– А как я тебе нравлюсь, Дэлайла?

Она посмотрела на него. Он знал, как нравился ей. Она ничего не скрывала.

Так почему он заставлял ее это произнести? Когда она увидела, что его темные

глаза слегка округлились, она поняла: Гэвин не верил в ее чувства к нему.

– Мне бы хотелось, чтобы ты пригласил меня на свидание.

Глава шестая

Он

Гэвин смотрел на девушку перед собой, пытаясь переварить только что

ею сказанное. Свидание. Немного перекусить, выпить по молочному коктейлю,

держать ее за руку, а потом обнимать. Возможно, будут поцелуи с

покусываниями, когда его рот приглушит ее тихие девчачьи стоны.

Он никогда не умел вести романтические разговоры. Одни девушки

бросали намекающие взгляды, пытаясь подойти поближе. Другие пытались

заговорить с притворной неловкостью, становясь все более и более

напряженными, когда он вежливо выслушивал все, что они говорили. К

счастью, большинство девушек приходили к выводу, что проще притвориться, будто его просто нет. Но Дэлайла была настойчива.

Отчасти это и влекло его к ней, но лишь отчасти. Ее абсолютное

бесстрашие успокаивало и вызывало доверие, а ее губы, кожа и очертания груди

под свитером были превосходным дополнением.

– О чем ты думаешь?

– Ни о чем, – соврал он.

– Врушка. Я только что попросила, чтобы ты пригласил меня на свидание.

И вне зависимости от того, заинтригован ли ты или в ужасе, ты должен думать

хоть о  чем-нибудь.

Он не стал отрицать, а лишь посмотрел на нее и улыбнулся. Она была такой

красивой. Кажущаяся неземной кожа, немного веснушек, но при этом гладкая и

чистая, а когда она на него смотрела, на щеках появлялся румянец. «Эти глаза

хочется рисовать», – подумал он. Углем, и, может, слегка растушевать кончиком

мизинца. У Дэлайлы были широко расставленные глаза необыкновенной

миндалевидной формы, в них смешались серый и зеленый цвет, словно

бушующие волны, налетающие на камни и песок, на картинах в его Прихожей.

Ему хотелось нарисовать ее. Он возьмет эскиз вниз, сядет за фортепиано, слушая песню и представляя, как под нее оживет нарисованная Далила, как он

прижмет ее ближе и закружит в танце.