«Как тогда это работает?» – лениво размышляла Дэлайла. А потом мысли

стали истеричнее, ведь эффект обезболивающего пусть медленно, но ослабевал, и рука начала болеть, вспыхивая огнем с каждым ударом сердца.

 Как он нас слышит?

 Как следует за нами?

 Что именно оживляет это безумное и опасное пространство?

Она еще толком не думала об этом, и теперь, спустя много недель с того

момента, когда ей стоило задуматься над этим, казалось таким глупым и

наивным пугаться самого чуда его существования. Но с первой догадкой –

появившейся в дальних уголках сознания – что однажды ей придется

уничтожить дом, она поняла, что должна узнать ответы.

Она закрыла глаза, размышляя о том, что точно знала:

Дом и все в нем было живым.

Дом проследовал за ними в парк через некую сеть трав, корней и деревьев.

Дом мог проникать в предметы, что Гэвин брал с собой – трехколесный

велосипед, и любые другие мелочи, которые он мог положить в карманы.

Свитер, в котором она была в доме, тоже оказался одержимым. Это не было

сном.

Что-то случилось с ее отцом, когда он вмешался в дела Дома. Может, Дом

управлял и бакалейщиком Дейвом. Пытался ли он проникнуть в ее сознание в

первый день? Чем были те призрачные пальцы, прижимавшиеся к ее вискам?

Они пытались захватить  ее?  Дом злился, потому что Гэвин хотел быть с ней, или потому что не мог ею управлять?

Мог ли дом управлять всем, что оказывалось в его пределах? Как далеко за

пределы города распространялось его влияние?

Сердце грохотало в груди. Она должна поговорить с Гэвином.

Дэлайла вдруг стала уверена, что он не был дома, и что он не вернется, пока

не убедится, все ли с ней в порядке. И когда на дедушкиных часах в гостиной

пробило полночь, Дэлайла схватила юбку и простую рубашку, открыла окно

спальни и выбралась из комнаты, цепляясь за водосток здоровой рукой. Она

соскользнула одной ногой с выступа, глубоко вдохнула и выбралась из окна, стараясь телом прижиматься ближе к трубе. Пальцы почти сразу разжались, и

она так быстро съехала на землю и так жестко приземлилась, что воздух с

кашлем вырвался из ее легких. Уж чего точно ей не было нужно, так это

вернуться в отделение скорой помощи с переломом руки, появившимся, когда

она пыталась сбежать и увидеться с парнем, которого ее родители обвинили в

ее избиении.

Голова кружилась от удара при падении, руки и ноги казались тяжелыми и

слабыми от убывающего эффекта перкосета. Она остановилась на газоне и

огляделась. Холод проникал под рукава рубашки и окутывал кожу, словно сам

воздух хотел сказать ей, какая это плохая идея.

И снова деревья склонились к ней, а небо, казалось, исчезло во тьме. Но в

этот раз Дэлайла посмотрела на ветки над головой и зашипела:

– Еще раз меня тронешь, и потеряешь его навеки. А может, уже потерял.

***

школой, склонившийся над пианино. Он поднял голову, когда она открыла

дверь, глаза его округлились, но наполнились невероятным облегчением.

– Прости, что ушел, – выпалил он. – Я хотел остаться, но…

– Знаю, – перебила она. – Отец повел себя ужасно с тобой, да?

Гэвин провел большой ладонью с широко расставленными пальцами по

лицу.

– Ты в порядке?

– Все хорошо. Немного лекарств и повязка, и я снова в строю.

Он кивнул, оглядывая ее, словно убеждая себя, что ранена только ее рука.

– Эй, послушай, – сказала Дэлайла, приблизившись на шаг. – Я хочу, чтобы

ты кое-что сделал.