После часов, проведенных у нее, глаза у лейтенанта слипаются.
Сейчас он тоже почти спит, балансирует на хрупком жердочке, соединяющей бодрствование и сон. Совещание у Рейнике только что началось и продлится долго. Мейснер предусмотрительно забрался в уголок, за широкую спину Шустера и укрылся за ней.
Рейнике не Цицерон, но говорить любит. Сначала — общие задачи, потом — узкие, поставленные конкретно перед штабом... Как минимум полчаса, которые Мейснер может использовать для отдыха.
— Прошу внимания!..
Мейснер давится зевотой и выпрямляется.
— Комиссар Гаузнер, майор Шустер, кто доложит о ПТЦ?
— Только не я! — говорит Гаузнер.
— Послушаем вас, майор?
Шустер встает и пальцами, заложенными за ремень, расправляет складки мундира. Китель сидит на нем, как на манекене, и Мейснер прикидывает, во сколько обойдется работа, если обратиться к портному с улицы Вожирар. Пожалуй, нет смысла: сдерет больше, чем стоит материал.
— Русская ПТЦ запеленгована я среду между 17.08 и 18.13,— говорит Шустер и достает из планшете лист бумаги.— Не скрою, мы взяли ее случайно: икс-два «чистил» диапазон и наткнулся на нее в самом начале сеанса.
Рейнике стучит карандашом.
— Кто на икс-два?
— Фельдфебель Родэ и ефрейтор Мильман.
— Хороший экипаж,— подает голос Гаузнер.
— Тем лучше! — Рейнике снова стучит карандашом, словно оттеняя слов комиссара.— Прошу продолжать, майор!
— Да, бригаденфюрер... Икс-два патрулировал а районе Пантеона, а ПТЦ вела передачу а квадрате рю Сен-Жак — рю дэз'Эколь — Суффло — Пантеон. Это, признаться, нас смутило: в кварталах почти нет частных владений, сплошь школы и лицеи — Коллеж де Франс, лицей Луи...
— Добавьте: библиотека святой Женевьевы,— вмешивается Гаузнер.
— Кто-нибудь один! — говорит Рейнике.— Что вас смутило?
— Нелегальная рация в служебном здании — это что-то исключительное.
— Но ПТЦ не в служебном?
— Нет, бригаденфюрер. Я имел честь доложить вам, где мы ее засекли: отдельный павильон возле библиотеки, раньше там жил какой-то еврей, а теперь его снимает адвокат из Орлеана — квартира для парижских любовниц.
— Об этом доложит комиссар Гаузнер! Продолжайте, майор, мы слушаем вас.
— Рация работала ровно пятнадцать минут, и икс-два слышал ее отлично. Я распорядился не лезть к павильону и после сеанса покинуть район.
— Был один сеанс?
— Да, бригаденфюрер. У них какая-то система, по которой рации хаотически выходят в эфир. Наткнуться на ПТЦ вновь можно через год или через день — как повезет. Позволю отметить другое — важно, что павильон используется под радиоквартиру и радист придет туда рано или поздно.
Мейснер уже не дремлет. Оказывается, пока он прел за бумажками и утешался у толстушки, Шустер добрался до русских. Мимолетный шанс, обходивший Мейснера, кажется, теперь сам падает в руки — надо только подставить их и не растопыривать пальцы. Офицер по связи с абвером имеет преимущество перед любым иным членом штаба и вправе требовать, чтобы его включили в группу, занимающуюся ПТЦ.
Шустер с хрустом раскрывает планшет.
— Брнгаденфюрер позволит?
— Прошу,— говорит Рейнике и карандашом грозит Гаузнеру, гулко вздыхающему из глубины кресла.
— Мильман и Родэ с ранцевыми гониометрами будут посменно нести дежурство у павильона. Комиссар Гаузнер обещал так их одеть и перекрасить, что не узнает и родня. Словом, мы беремся поймать ПТЦ за работой.
— У вас все?.. Отлично! Ваше мнение, комиссар?
Гаузнер с шумом затягивается сигаретой. Не поднимаясь и собрав складки на лбу, говорит, адресуясь к собственному ботинку, и заставляет Мейснера напрягать слух до предела. |