На этот раз молчание затягивалось. Валдаеву вдруг стало стыдно, будто он сам нес всю эту околесицу. Люди вдруг начали присматриваться к своим соседям, будто боясь, не укусят ли те в раже. И тут вскочил химик.

— Это все, конечно, хорошо. Но где критерии истинности ваших заявлений?!

Все. Заседание превратилось в то, во что в конечном итоге превращались все без исключения заседания «Прогрессора», — в сумасшедший дом.

Закончились бдения в девять часов. Валдаев бросил диктофон в «дипломат», с удовлетворением отметив про себя, что записи на кассетах потянут статей эдак на пять. Даже Королева Космоса может пойти в дело — для какой-нибудь газетенки, в которой слово «репутация» считается труднопроизносимым и устаревшим.

Почти стемнело. Была та самая четкая, хрустальная, еще не до конца сформировавшаяся темень, когда все становится яснее — и звуки, и чувства. Валдаев и Нонна вышли из здания на улицу, жалко освещаемую слабыми, немощными фонарями. Он, как джентльмен, поддерживал женщину под руку, зная, что та плохо видит в темноте и вообще неважно ориентируется в пространстве — даром что экстрасенс.

Естественно, Нонна не заставила долго ждать и с готовностью споткнулась о рельс узкоколейки, едва не упав.

— Осторожнее! — воскликнул Валдаев, придерживая ее достаточно весомую фигуру.

— Ничего, ничего. — Нонна выпрямилась и качнулась, прижимаясь к нему, потом потребовала: — Дай сигарету.

Валдаев протянул ей пачку «Честерфильда» и осведомился:

— Как тебе сегодняшние посиделки?

— Самонадеянные люди, которые лезут в проблемы, в которых ничего не понимают.

— Это еще почему? — осведомился Валдаев.

— До них не доходит, что все вокруг нас — калейдоскоп отражений, — Нонна впадала в философию и, как обычно в таких случаях, начинала заговариваться.

— Объясни.

— Платона читай. Мы все — лишь отражения высшей реальности. Поэтому логику происходящего нам не познать. Мы видим лишь элементы, отражения. Мы пытаемся связать их сознанием, но оно не тот клей, которым можно склеить отражения.

— Умно.

— А то…

— Бред все это… Все бред, понимаешь. Зеленый бред.

— Слушай, Валера, ты мне что-то не нравишься сегодня. Ты какой-то разобранный, больше, чем обычно.

— Брось. Мне сегодня уже лапшу на уши вешали, что сам сатана на меня взор обратил.

— Ну-ка, ну-ка…

Валдаев в двух словах расписал ситуацию.

— А что, — кивнула Нонна. — Не такая уж и глупая у твоей сатанистки идея.

— И ты туда же, — неприязненно произнес Валдаев. — Ну и что мне теперь?

— Теперь? — Нонна задумалась, помолчала. — Жди событий, Валера.

— Осторожно, двери закрываются, — пропел из динамиков мелодичный голос.

Поезд тронулся. Начал набирать скорость и нырнул в темноту тоннеля. Внутри сложного, загадочного механизма московского метро опять что-то разладилось, и интервал между поездами растянулся аж до восьми минут, так что народу в вагон для этого времени набилось многовато.

Валдаев вздохнул, мысленно покраснел и уселся на сиденье, не по-джентльменски опередив женщину лет тридцати. Но так уж получается — ведь женщин в Москве несколько миллионов, а ноги всего две. И они гудят после того, как на этих самых двоих пришлось набегаться. И время поездки, если устроился на мягком сиденье, тянется куда быстрее, чем когда стоишь стоймя и о тебя бесцеремонно трутся чемоданами и частями тел.