Наверное, раньше я бы хотела заменить Стана Томасом. Но это было таким глупым желанием. Томас – это не Стан. Так же я никогда не смогу заменить отца Рома и наоборот, уже пыталась, последствия были ужасными, и ты уже о них знаешь. Поэтому не заменяй, друг мой, просто двигайся дальше. Пусть эти раны останутся в прошлом, они тоже тебе что то дали. Пусть обида и злость на этих людей живут в тебе, но всегда будет место для чего то нового. Всегда. Наш разум безграничен, как и наша возможность чувствовать что то постоянно.

Я нахожу Томаса в той самой спальне, в которую поселила его в первый наш приезд. Звук душа направляет меня в ванную комнату. Я вхожу туда и моментально начинаю обмахиваться, потому что жар и пар от кипятка, которым поливает себя Томас, просто сумасшедшие. Он специально сжигает свою кожу, причиняя себе боль. Он даже не разделся. Просто стоит под обжигающим душем с закрытыми глазами.

Я открываю створку и меняю температуру воды, потому что невыносимо смотреть, как вода сдирает его кожу, а затем она снова заживает. Порочный круг какой то.

– Не надо. Оставь меня. Мне нужно побыть одному, – безжизненно говорит Томас и тянется к крану, но я бью по его руке. Он распахивает глаза, когда я поворачиваю его и толкаю спиной к стене. Он бьётся о стену и кривится.

– А теперь слушай меня, Томас. Да, мне противно оттого, что я увидела. Противно знать, что мой отец – чёртов насильник, и ты позволил это сделать с собой. Да, я презираю твоё прошлое и всех, кто там был. Да, я злюсь и безумно ненавижу и тебя, и Гелу, и отца и всех, кого там видела. Да, это так. Ненавижу, что ты был таким маленьким и нелюбимым. Ненавижу, что никто не подумал о том, что ты живой, и каждый манипулировал тобой, тянул тебя исключительно в свою сторону, чтобы использовать себе во благо. Ненавижу твои чувства восхищения и искренней любви сына к моему отцу, он этого не заслужил. Ненавижу, что ты так покорно касался Гелы и трахал её. Ненавижу, что ты хранил до того случая в церкви чёртову дешёвую фигурку, которую мой отец даже не вырезал. Это вырезал Рома для Стана и моих братьев. Он занимался вырезкой из дерева. Только он. Ненавижу, что никто не ткнул тебя мордой в то дерьмо, которым тебя окружили. Ненавижу. Просто ненавижу, и мне хочется орать от той боли, которую я сейчас испытываю, – произношу, и мои слова причиняют Томасу боль.

Он отворачивается, но я хватаю его за подбородок и довольно грубо заставляю повернуть голову.

– Смотри на меня. Смотри и слушай, – требую. – Я ещё не закончила. Мне обидно, оттого что ты не рассказал мне о том, что знал. Мне обидно. До желания придушить тебя, вот как обидно. Но я понимаю, почему ты поступил так, а не иначе. Я понимаю, ясно? Я знаю, что такое страх. Знаю, что такое бояться самого себя и своего прошлого. Знаю, что такое чувство вины и стыда. Я знаю. Я тоже не была идеальной. Я была мерзкой и довольно развращённой, благодаря своей семье. Но не буду стыдиться того, что сейчас, в эту минуту, я выбрала тебя. Не буду стыдиться своего решения любить тебя. Я не собираюсь позволить тебе вновь упасть в эту яму с гадюками из твоего прошлого, которые будут кусать и отравлять тебя. Я не буду спокойно наблюдать за тем, как ты уходишь, чтобы побыть одному. Нет. Мы больше не можем бегать друг от друга. Нет. Я не согласна. Я знаю, что ты боишься причинить мне боль. Знаю. Но это всё равно произойдёт, потому что моё прошлое разрушено, и так должно было случиться. Я должна была узнать правду. Я узнала её. Ты не сможешь защитить меня от всего мира и зла в нём. Ты не сможешь взять на себя всю мою злость и боль, как и я не могу помочь тебе справиться с твоей обидой и желанием мести Русо. Но мы можем помочь друг другу сейчас идти дальше. Помочь справиться со всем, потому что важно то, что происходит сейчас, в эту минуту.