– Маргарет де Вер, во имя Иисуса Христа я приказываю тебе остановиться! – Натали подняла руку.

– Она вас не слышит, – прошептала Джосс. Постепенно становилось видным лицо женщины. На нем – никакого выражения. – Что нам делать?! – Джосс даже вскрикнула от страха.

– Она должна слышать нас, во всяком случае, чувствовать. Иначе зачем она сюда явилась? – Натали все еще возилась с проволокой. – Цепляйся же, черт побери. Цепляйся!

Фигура подплывала все ближе, с каждой секундой становясь все четче. Они уже могли видеть вышивку на ее платье, драгоценные камни на груди, ее головной убор с развевающейся вуалью и лицо. Сильное лицо с тяжелыми чертами, узкий рот, почти бесцветная кожа, глаза цвета зимнего моря открыты, невидящие и без всякого выражения.

– Мы спровоцировали ее появление своим вмешательством, – пробормотала Натали. – Нам надо как-то ее остановить. – Она еще раз толкнула проволоку, почти согнув ее, и каким-то чудом этот крючок зацепился за выпуклость в бронзе.

– Готово! – Она поднялась на ноги, держа в руке ножницы. – Маргарет де Вер, ты обвиняешься в колдовстве в этом святом месте. Ты сделала фигурки короля и своей дочери, и из-за твоих злобных чар они не могут успокоиться. Сейчас я обрежу проволоку, связывающую вас. Твоему влиянию придет конец. Твое время на земле истекло. Уходи отсюда и поищи покоя и света вдали от Белхеддона. Уходи!

Приложив ножницы к проволоке, она изо всех сил нажала.

– Нет! Нет! Нее-ет!

Заполнивший всю церковь крик исходил не от женщин и не от смутной фигуры, стоящей перед ними. Он возник в воздухе – из эха, из земли под их ногами.

Натали заколебалась, и ножницы соскользнули с проволоки.

– Не останавливайтесь! Режьте! – выкрикнула Джосс. – Быстро. Не медлите!

Натали обеими руками сжала ножницы и, приложив все силы, умудрилась перекусить проволоку. Более длинный кусок свернулся кольцом на бронзовой табличке, а второй отскочил к руке Джосс, в которой она держала сверток с куклами. – Она не сводила глаз с фигуры перед ними. Та уже находилась не более чем в десяти футах от них и продолжала надвигаться.

– Не получилось, – выдохнула Джосс. – Натали, ничего не вышло.

Фигура все придвигалась, и Джосс ощущала такой ледяной холод, что, казалось, стало невозможно дышать.

– Натали! – Она уже кричала. Прижавшись к ряду стульев, Джосс пропустила фигуру, прошедшую в трех футах от нее, проплывшую над бронзовой табличкой, дальше, над ступенями, ведущими к алтарю и дальше, к восточной стене. Пройдя через нее, она исчезла.

– Бог ты мой! – Джосс взглянула на куклы в своей руке. Она их так сжала, что воск от ее тепла стал мягким. – Она ушла?

– Ушла. – Натали сидела в одном из рядов. Она была белее полотна.

– Это вы сделали?

– Не знаю. – Натали наклонилась и положила голову на руки – будто молилась. – Не знаю.

Некоторое время они просидели, отходя от пережитого стресса, потом Джосс предложила:

– Давайте вернемся в дом.

Натали подняла голову.

– А что будем с куклами делать?

– Мне кажется, их следует похоронить. Вместе. Вставайте, пора идти. – Джосс ногой поправила коврик. – Я выключу свет. Мне не хочется здесь оставаться.

Они обе все еще дрожали от страха, когда выходили из церкви и закрывали за собой дверь. Куклы, снова завернутые в шарф, были зажаты в руке Джосс.

– Давайте вернемся в дом.