– Меня точно к месту пригвоздило, а в кровь выбросилось столько адреналина, что казалось, сердце вот‑вот выпрыгнет из груди, – рассказывал Ситону Мейсон. – Я тут же развернулся, нажал на курок и разрядил весь магазин. Короткими очередями. Прицельно, в упор. Я прошил этого гребаного уродца насквозь так, что он развалился пополам. Следующее, что я помню: в хижину набилось с полдюжины взвинченных парней с винтовками наперевес. Они целились в темноте во все подряд и орали как полоумные. Прямо дурдом, мать твою.

– И что потом?

– Мы похоронили нашего погибшего товарища. Сожгли на хрен деревню. Потом чуть ли не двое суток шли не останавливаясь. В условленном месте нас уже ждал вертолет.

– Вы рассказывали кому‑нибудь о том, что случилось в хижине?

– Дома, что ли? В отчете об операции? Нет, конечно, – горько усмехнулся Мейсон.

– А во время марш‑броска назад?

– Да как‑то надобности не было. Я же ведь сказал, что прошил этого кедди насквозь и он развалился на части. Тогда‑то мы и увидели, что было у него внутри. Солома и прочая дребедень. Кусочки золота, обрывки старых веревок, лоскутья, монетки и какие‑то камешки – на вид полудрагоценные. И пять маленьких человеческих черепов, частично переваренных.

– Ты хочешь сказать – в стадии разложения? – после короткого раздумья спросил Ситон.

– Нет, мистер Ситон. Я хотел сказать то, что сказал. Мы все свидетели. – Мейсон потянулся за сигаретой. – Я закрываю глаза и будто снова это вижу. Вот почему я теперь шире смотрю на вещи и понимаю: за всем, что происходит с бедными девочками, что‑то кроется.

Некоторое время оба сидели молча. Ситону хотелось задать еще несколько вопросов и непременно получить на них ответы, но он заметил, какой усталый вид у Мейсона, и передумал. Однако вскоре молчание стало действовать ему на нервы. Его раздражал вой ветра. А еще не давали покоя фантомные звуки, доносившиеся из спальни сестры Мейсона. И в конце концов он решил нарушить молчание:

– Называл ли тебе священник имя того злого духа?

– Имя мне Легион, – ответил Мейсон бесцветным, равнодушным, усталым от долгого повествования голосом. – Он вроде считал, будто демон всегда один и тот же, как бы он там ни назывался. Но ты ведь это знаешь не хуже меня. Не понимаю, зачем тогда спрашивать…

– Как думаешь, что увидел ваш гуркх?

– Рун, – напомнил Мейсон. – Хиндип Рун. Крепкий парень. Солдат в третьем поколении. Его дед заслужил крест в войне с японцами. За участие в контрнаступлении под Мейктилой[29] в составе Четырнадцатой армии. Он очень гордился подвигами своего деда в Бирме, наш Хиндип Рун.

– Что тогда, по‑твоему, увидел Хиндип Рун?

– По‑моему, мистер Ситон, не увидел, а услышал. Мы нашли трофейные уши в его подсумке на поясном ремне. Он отрезал их в хижине, там же совершил и свое кровавое дело. Я хоть и был тогда в ступоре, но все же увидел, в какой каше валялось тело вождя. Но Рун не знал, что работает на зрителя. В этом‑то, как мне кажется, и все дело. Думаю, кедди заговорил с ним. Думаю, кедди заговорил с Хиндипом Руном. И я думаю, что, возможно, он слышал смех кедди.

– Не понял?! – переспросил Ситон.

– Ликующий смех, – пояснил Мейсон. – Кедди восхищался ловкостью рук Хиндипа Руна.

8

Раздавшийся сверху крик сорвал их с места. Оба взлетели по лестнице и застыли на пороге комнаты Сары.