Едва шаттл приземлялся, я выскакивала из бельведера и неслась вниз по винтовой лестнице. Клон-няне, присматривавшей за мной в тот день, приходилось везти меня к лифту, пересекать со мной дом по горизонтали и вертикали, пока мы не добирались до стыковочного крыла. Примерно в это же время мальчик неуверенно спускался по длинному, устланному ковром трапу в сопровождении двух роботов.

Роботы, громадины из потускневшего серебра с головой, туловищем, руками и большим колесом вместо ног, пугали меня. Грубый клин головы, а лицо — одна вертикальная линия, как бойница в крепостной стене, ни глаз тебе, ни рта; руки сегментные с трехпалой клешней на конце. Такими только мясо и кости перемалывать. Мне казалось, роботы сторожат мальчишку, чтобы не удрал; казалось, они пытают его, творят с ним такие жуткие вещи, что бедняга не заговаривает о них даже наедине со мной. Лишь повзрослев, я сообразила: роботы охраняли мальчика, а сложная схема искусственного интеллекта предусматривала нечто опасно близкое к любви.

Роботы доезжали до конца трапа и останавливались у деревянного пола приемного зала. Мальчик мешкал, но все-таки спускался, цокая блестящими туфлями по начищенному паркету. Черноту его наряда разбавляла белизна манжет и большого кружевного воротника. Черные напомаженные волосы гладко зачесаны назад, за спиной рюкзачок. Лицо у мальчишки было бледное, щекастое. Глаза круглые, темные, какого именно цвета — не определить.

— У тебя странные глаза, — вечно твердил он мне. — Один голубой, другой зеленый. Что же тебе их при рождении не поправили?

Роботы разворачивали корпус в поясе, ехали обратно в шаттл и ждали там, пока не наступала пора забирать мальчика и улетать.

— Здесь трудно ходить, — вечно ныл мальчик, неуверенно ступая. — Все слишком тяжелое.

— Мне нормально, — говорила я.

Много позже я догадалась, что мальчик прилетал из той части империи, где стандартную гравитацию снизили вдвое, поэтому на нашем планетоиде он двигался с трудом.

— Папа предупреждал, здесь опасно, — сказал мальчик, когда мы с двумя нянями в кильватере шли в игровую.

— Что опасно?

— То, что под вашей планетой. Тебе про это еще не рассказывали?

— Под нашей планетой лишь камень. Я знаю, смотрела в энциклокубе, после того как ты наговорил мне, что в пещерах под этим домом живут змеи.

— Энциклокуб наврал тебе. Кубы врут, когда хотят скрыть от детей правду.

— Они не врут.

— Тогда спроси родителей про черную дыру. Она прямо сейчас под вашим домом.

Мальчик наверняка знал, что мой папа умер, а маму я вижу только на мониторах.

— Что такое черная дыра?

Мальчик задумался.

— Дыра вроде чудища, вроде гигантского черного паука на невидимой паутине. Она хватает все, что подползает слишком близко, жалит и сжирает заживо. Дыра очень большая, и она как раз под вашим домом.

— А со змеями что? — поинтересовалась я, решив поумничать. — Паук их съел?

— Про змей я соврал, — беззаботно отмахнулся мальчишка. — Зато про дыру серьезно. Не веришь мне, спроси энциклокуб. Ее твоя семья устроила, чтобы сделать все тяжелее. Если бы не дыра, мы бы сейчас летали.

— Как же паук делает все тяжелее?

— Я сказал «вроде паука», а не что паук настоящий. — Мальчишка взглянул на меня с жалостью. — Дыра как голодный сосущий рот, который не насытить. Поэтому она тянет все к себе, делая нас тяжелее. Но по той же причине она и опасна.