— Есть еще одна новость, — шепнул мне Лихнис, когда мы шагали к ближайшей камере переброса.

— Что еще? — Я крепче стиснула его ладонь.

— Мы потеряли пассажира.

— Кого-то из спящих пленников Атешги? — спросила я, соображая по-прежнему туго.

— О нет! Доктора Менинкса. Всё, лишились мы его приятной компании.

— Что? — тупо переспросила я, помня, что в паре шагов за нами следует Геспер.

— Менинкс погиб. У него камера сломалась. Геспер якобы заметил неполадку и попробовал ее устранить, но доктор переборщил с охранными устройствами. — Лихнис выделил слово «якобы», показывая, что говорит со слов нашего гостя.

— Господи!

— В любой другой ситуации я думал бы только об этом. Но тут еще и сигнал бедствия… — Лихнис не договорил.

— Не стану врать, что буду скучать по старому фанатику, только…

— Только смерти ты ему не желала. У меня те же чувства. Нас теперь с потрохами сожрут?

— Им только повод дай, но ты не виноват… — Я очень старалась не делать глупостей, но тут не удержалась и глянула на Геспера.

— Утверждает, что это несчастный случай, — чуть слышно сказал Лихнис. — Пока я решил поверить ему на слово.

Когда мы перебросились на мостик «Серебряных крыльев», я не знала, чем мучусь больше — страхом перед вложенным сообщением или сомнениями в невиновности Геспера. Сильно взвинченная, я взошла на мостик, на котором тут же зажегся свет. Корабль ждал нас и приготовил вокруг главного дисплеера — стеклянного полушария на постаменте — три кресла. «Серебряные крылья» раз в пятьдесят больше «Лентяя», зато мостик тут раз в двадцать меньше. Видоизменяемые стены у меня вечно серые, потолок рифленый, опутанный светильниками, устройствами и управляющими интерфейсами, хотя на виду только самые необходимые.

— Думаю, насчет выпивки ты не шутил, — проговорила я, ожидая, когда синтезатор приготовит два напитка, алкогольный для Лихниса и тонизирующий для меня, чтобы скорее восстановиться после спячки в криофаге.

— Спасибо! — поблагодарил Лихнис, взяв свой бокал.

Я знаком велела Гесперу занять самое прочное кресло, а мы устроились в соседних.

— Хватит тянуть резину, — дрожащим от волнения голосом поторопила я. — «Крылья», объясните нам, что было во вложенном сообщении.

— Во вложении неинтерактивная запись продолжительностью сто тридцать пять секунд, — громко объявил корабль. — Скрытые информационные слои не обнаружены.

— Вложение безопасно?

— Вложение изучено с предельной тщательностью. Угроз не обнаружено.

Я облизнула пересохшие губы:

— Тогда включай! Все готовы?

— Я готов, — отозвался Лихнис, легонько касаясь моей руки.

В полушарии появилась мужская фигура, точнее, лишь верхняя ее часть, зато в натуральную величину. Шаттерлинга Линии Горечавки я узнала мгновенно и почти прошептала:

— Овсяница.

— Зачем ему… — начал Лихнис, но тут Овсяница заговорил:

«Вы получили это сообщение, потому что опаздываете на наш сбор. В обычной ситуации вы заслужили бы строжайший выговор, только… нынешняя ситуация отнюдь не обычна. Сейчас вы заслуживаете благословения, признательности и прежде всего — искреннего пожелания уцелеть. Возможно, вы последние из Линии Горечавки».

Овсяница серьезно кивнул, и мы поняли, что не ослышались, смотрели на него — и не узнавали: от надменности и высокомерия осталась лишь тень; лицо осунулось, влажные растрепанные кудри липли ко лбу, усталые испуганные глаза превратились в щелки; на щеке что-то темнело — не то ожог, не то синяк, не то жирная грязь.