|
- Благодарю вас, Юло! - сказал Мегрэ. - Завтра утром я к вам загляну. А пока хотелось бы, чтобы никто ничего не знал. У вас есть телефон, господин Форлакруа? - Есть, но после девяти вечера нас не соединяют. - Минутку, Юло. Сходите на почту и позвоните. Попросите Люсон, номер двадцать три. Это гостиница. Позовите к телефону инспектора Межа. Пусть как можно скорее едет сюда. Ну вот! Наконец-то они оказались в коридоре вдвоем, лицом к лицу; судья включил свет. Снял шляпу, с которой капала вода, снял плащ. Ночные тайны рассеялись. При свете судья оказался невысоким худощавым человеком с правильными чертами лица, обрамленного длинными волосами, белокурыми с проседью, очень тонкими и наводившими на мысль о парике. Он посмотрел на свои руки - они были в грязи, - потом перевел взгляд на свою ношу. Мегрэ заметил, что тело увязано в два мешка из-под угля - один закрывает голову и грудь, другой - ноги. Края мешков были грубо сшиты бечевкой. - Хотите сразу на него посмотреть? - Кто он? - спросил Мегрэ. - Понятия не имею. Снимайте пальто и входите, пожалуйста. Судья обтер руки платком, отворил дверь, повернул еще один выключатель, и они очутились на пороге просторной комнаты, в глубине которой потрескивали дрова в камине. Вряд ли что-нибудь могло поразить в ту минуту Мегрэ больше, чем эта комната с ее ласковым теплом и гармоничным порядком. Из-за дубовых балок потолок казался слишком низким. К тому же, чтобы войти, надо было спуститься на две ступеньки. Пол был выложен белыми плитками, на которые были брошены два-три коврика. Вдоль белых стен - только шкафы с книгами, тысячи книг. - Садитесь, комиссар... Помнится, вы любите тепло. На старинном столе - опять книги. Перед столом два кресла. Разве укладывается в голове, что за дверью, зашитый в два мешка из-под угля, лежит... - Мне повезло, что случай свел меня с таким человеком, как вы. Кстати, я не вполне понимаю: мне казалось, что вы в Париже... - Я получил назначение в Люсон. - Тем лучше для меня. Мне, разумеется, было бы трудно все объяснить обычному полицейскому. Не возражаете? Он достал из ренессансного сундучка серебряный поднос и, хрустальный графин со стаканами; в хорошо продуманном освещении они заиграли восхитительными отблесками, создавая атмосферу изящества и уюта. - Прошу вас, стаканчик арманьяка. В сущности... Я вот о чем подумал: как этот гнусный одноглазый таможенник оказался замешан в .. Именно в этот миг Мегрэ вдруг ясно оценил ситуацию. Комиссар буквально увидел, как он сидит, удобно устроившись в кресле, вытянув ноги к огню и грея арманьяк в ладонях. Его осенило: говорит-то и задает вопросы не он, а этот проницательный и спокойный человечек, несколько минут назад тащивший труп к морю. - Прошу извинить, господин Форлакруа, но мне кажется уместным спросить вас кое о чем. Судья повернулся к комиссару; в его синих как незабудки глазах читались удивление и укор. Он, казалось, говорил: "Ну зачем? Не думал, что вы такой. Что ж, как хотите". Но он промолчал, лишь вежливо наклонил голову, чтобы лучше слышать. Это был свойственный ему жест, означавший, что он немного туг на ухо. - Вы только что заявили, что не знаете.., этого человека. Господи, как трудно! До чего щекотливыми становятся обычные вещи, когда ты погружен в такое блаженство! - Уверяю вас, я его в глаза не видел. |
