Он раскрывал рот только в ответ на обращения Дейнджерфилда, разве что изредка предлагал сменить приманку или муху либо указывал, куда забросить удочку. Дейнджерфилд, заодно с добрым полковником Винейблзом, считал, что любителю мирного рыболовного ремесла лучше всего взять в компаньоны какого-нибудь искушенного удильщика, готового щедро делиться своим уменьем.
Дейнджерфилд не сводил глаз с поплавка, но думал о другом. Стоило Стерку встретить его на званом обеде или в клубе, как доктор, обычно самонадеянный и громкоголосый, тут же сникал и погружался в мрачные размышления; придя в себя через некоторое время, он ни с кем, кроме человека в очках, не разговаривал, во время беседы неоднократно отвлекался, стараясь, казалось, что-то припомнить; при прощании доктор задерживал на Дейнджерфилде серьезный взгляд, медлил, словно бы не договорил, а затем удалялся унылый и глубоко задумавшийся. Поскольку Стерк имел виды на должность управляющего, его особый интерес к Дейнджерфилду был вполне понятен. Однако за ним стояло что-то еще — и это не укрылось от внимания Дейнджерфилда, который не пренебрегал ничем, имевшим к его особе хотя бы малое касательство.
— Неглупый он парень, этот доктор Стерк, — заметил Серебряные Очки, угрюмо уставившись на поплавок. — Он мне нравится. Вы говорили, что помните его, Айронз?
— Да, сэр, — ответил Синий Подбородок, — я никогда не забываю лица.
— Par nobile,[37] — спокойно усмехнулся рыболов. — В сорок пятом году… э… продолжайте же.
— Да, сэр. Он остановился в Ньюмаркете, в гостинице «Лошадь в яблоках», и участвовал во всех увеселениях. На следующий день у него случился тяжелый перелом руки, и он провел ночь в спальне рядом с комнатой мистера Боклера, приняв опиум; уехал он через десять дней. Комната мистера Боклера была с геральдической лилией. Барнабус Стерк, эсквайр. Когда я увидел его здесь, на расстоянии в пол-улицы от своего дома, я тотчас вспомнил, кто он и как его зовут. Я никогда ничего не забываю.
— Но он вас не помнит?
— Нет, — ухмыльнулся Синий Подбородок, глядя, как и собеседник, на поплавок.
— Двадцать два года… Как получилось, что его не вызвали в суд?
— Он был под действием опиума и ничего не мог сказать.
— Да, — кивнул Очки, — да, — и немного отпустил леску. — Глубоко.
— Да, сэр, в этой яме как-то потонул солдат.
— И доктор Тул, и мистер Наттер его недолюбливают — прыткие малые оба и опытные бойцы.
Синий Подбородок вновь усмехнулся:
— Он очень даже не промах, но ему и не приходится рот разевать, а то… ха!
Раздался всплеск, и над водой сверкнула на крючке серая форель, Айронз вложил в протянутую руку Дейнджерфилда сачок, и рыба оказалась на берегу под слабые звуки «Боже, храни короля», зародившиеся где-то в отдалении, из чего читатель вправе заключить, что оркестр собирался уже зачехлить инструменты, а веселящаяся публика — разойтись. В ту же самую минуту лорд Каслмэллард со старым генералом Чэттесуортом прогуливался туда-сюда по берегу вблизи плац-парада и оказал генералу честь опереться на его руку. Вид у генерала был необычно торжественный и задумчивый, а милорд вел речь любезно и выразительно, как никогда:
— Это хорошая партия, с какой стороны ни посмотри. В их жилах, сэр, — Дейнджерфилдов из Редминстера — течет добрая кровь. Судите сами, как он богат, если готов был выдать сэру Седли Хиксу тридцать пять тысяч фунтов под закладную, а я знаю точно, что у него есть еще почти столько же, надежно размещенных. Кроме того, он человек с твердыми устоями — другого такого я, пожалуй, и не встречал, — и умом с ним никто в обоих королевствах, думаю, не сравнится, так что успеха вам, генерал. |