|
Ощутив печальное дыхание ночного воздуха, он повернулся и уже быстрее двинулся вперед, к своему унылому жилью, мимо баллифермотского кладбища, которое тянулось по правую руку. В зарослях щавеля и крапивы торчало множество надгробий: высоких и низких, прямых, покосившихся, покореженных; в глубине, меж недвижных теней, холодно поблескивал каплями росы старый одинокий ясень; наконец показались густые скопления старых вязов и бледный фасад Дома с Черепичной Крышей, который местами проглядывал за ними; в нижних окнах не было света; темный маленький двор не оживлял даже неслышный промельк летучей мыши. Мервин сам открыл ключом дверь. Он знал, что слуги уже спят. В его независимости чудилось что-то аморальное. Он не привык к такой воле, это выходило за чинные рамки обыденного и пребывало в ладу с горьким и нелюдимым настроением, владевшим Мервином в последнее время.
Шаги его гулко звучали в холле; ему было известно, какие рассказы ходят об этом месте. Однако Мервин не собирался поддаваться дурацким страхам; зная, что в его спальне горит свеча, он все же у подножия парадной лестницы свернул в сторону и неуверенно, ощупью добрался до задней комнаты со старой отделкой из деревянных панелей; ее большое окно-фонарь выходило в сад, где видели призраков; здесь он, в мрачном одиночестве, и уселся. Мервин раздумывал о своей тяжкой судьбе, о низости рода человеческого; он не сомневался в том, что семья его претерпела в прошлом жгучие обиды от своей неумолимой преследовательницы — фортуны, ныне же между ним самим и той, которую он любил, разверзлась адская бездна; душой его овладевало отчаяние и неопределенные, но злые, неправедные мысли. Темнота и воспоминания о связанных с этим местом историях действовали угнетающе; Мервин готовился уже удалиться в общество своей свечи, но внезапно уловил какой-то звук — не в саду, где гулял ветерок, а ближе. В комнате раздавалось чье-то размеренное дыхание. Напряженно прислушиваясь, Мервин сам старался не дышать. «Это собака», — подумал он и стал негромко звать, но собака не появилась. «Значит, ветер в камине», — и Мервин решительно встал, намереваясь распахнуть полуприкрытые ставни. Ему показалось, что дыхание приблизилось, что по пути к окну он миновал в темноте какое-то живое существо. Не ожидая ничего хорошего, он откинул ставни и увидел — в этом он нисколько не усомнился — темную фигуру, сидящую на стуле; можно было констатировать лишь одно: что это человек. Несколько секунд Мервин стоял, придерживая открытый ставень, и созерцал неизвестного с самым что ни на есть неподдельным страхом — подобного он раньше не испытывал. Бледная Геката{111}, словно бы намеренно, внезапно откинула с лица завесу и залила загадочную фигуру своими лучами. Незнакомец был худ, высок, одет в темное; лица его Мервин не припоминал; волосы черные, кожа бледная, губы, легко складывающиеся в зловещую усмешку, густо-синий подбородок, прикрытые глаза. Оцепеневший от странного ужаса, Мервин стоял, не сводя глаз с мертвенно-бледного лица незваного гостя, и не удивился бы, если б с этим лицом случилась какая-нибудь жуткая метаморфоза. — Эй! Кто это? — вопросил Мервин громко и сурово. Незнакомец поднял веки с изумленным видом, словно не открывал глаз уже лет сто; он неуверенно привстал, воззрился на Мервина и, кажется, не понимал, где находится. — Кто вы? — повторил Мервин. Призрак медленно приходил в себя; вместо ответа он спросил только: — Мистер Мервин? — Кто вы, сэр? — снова выкрикнул Мервин. — Зикиел Айронз, — ответил гость. — Айронз? Кто вы такой и зачем явились сюда, сэр? — Чейплизодский клерк. — Голос гостя звучал спокойно и очень строго, но слегка хрипловато, как у человека выпившего. |
