Прямо напротив Инчикора выловили из воды громадную дохлую свинью; Тул говорил, что, к своему изумлению, обнаружил Паддока, который поливал ее слезами, называя «брат мой!». Эта маленькая сценка пополнила запас застольных монологов доктора и приобрела большую популярность.

Тул, любивший Паддока, заключил его в крепкие объятия и, отдышавшись, радостно крикнул тем, кто был впереди: «Он нашелся, нашелся!»

— О, слава Богу! — воскликнул маленький Паддок, обратив взор к небесам. — Но вы вполне уверены?

Доктор готов был уже подумать, что пережитые невзгоды свели Паддока с ума.

— Какой он ? Это ведь вы нашлись! — закричал доктор; в минутном замешательстве он было выпустил Паддока, а теперь принялся вновь трясти его за плечи.

— Я… о Боже!.. Я не вполне понимаю… он утонул? Во имя всего святого, Клафф утонул? — взмолился Паддок.

— Разве что в простынях, — отозвался присоединившийся к ним Лиллиман.

— Так он не… не утонул?

— Ну вот еще! В кувшине горячей воды, куда он сунул ноги, вряд ли утонешь.

— Где он… где Клафф?

— Проклятье!.. В постели, у себя дома, уже полчаса пьет горячий пунш.

— Вы в этом уверены?

— А как же, я сам видел, — клятвенно заверил Лиллиман.

Бедный маленький Паддок сцепил руки, возвел глаза к небесам и излил свою благодарность в горячей, почти что истерической молитве — в смерти Клаффа он целиком и полностью винил себя и теперь испытывал ни с чем не сравнимое облегчение.

Тем временем пожилые джентльмены в клубе пребывали в напряженном ожидании, в том не лишенном приятностей ужасе, какой испытываешь, мысленно рисуя себе катастрофы, приключающиеся с кем-нибудь другим. Минут через десять вошел молодой Спейт.

— Ну как, — спросил полковник, — Клафф спасся или?..

— Клафф цел… Тонул, но спасся. А вот бедного Паддока не могут найти.

— Что?

— Боюсь, что он утонул.

— Утонул? Кто это сказал? — повторил полковник.

— Клафф… все.

— Ну вот! — воскликнул полковник и выругался, изменяя своей обычной чинной сдержанности; он швырнул на середину стола свою треуголку и с жалостью и досадой произнес: — Подумать только, человек, который плавает как топор, спасает из воды такого крупного… такого здоровенного джентльмена, как капитан Клафф, а его самого затягивает в пучину, и вот… Господи, Боже милосердный, что же теперь поделаешь?

И полковник принялся причитать, и бушевать, и сокрушаться. Клафф и Паддок, двое самых серьезных офицеров в корпусе! Его так и подмывает посадить Клаффа под арест… Вот идиоты!.. Паддок… как жаль беднягу. Второго такого благородного… et cetera.[43] Получилась очень сердитая и выразительная надгробная речь; она еще звучала, когда в сопровождении доктора Тула в комнату вошел лейтенант Паддок собственной персоной. Полковник замер с выпученными глазами и широко открытым ртом и потом очень чопорно сказал:

— Я… Я рад видеть, сэр, что с вами все в порядке, и… и… полагаю, сейчас мне предстоит услышать, что утонул Клафф ?

Полковник, чтобы подчеркнуть свои слова, топнул ногой.

Тем временем кое-кто из солдат успел уже добраться до Дублина. Был прилив, и вода у Кровавого моста стояла высоко. В углу кружило течением шляпу; она все пыталась нырнуть под арку, но в последний момент ее каждый раз снова затягивало в угол — образ, напоминающий о «Летучем голландце» и о бесплодных надеждах{126}. Караульный зацепил крутящуюся шляпу своим посохом.