У Вязов, дома священника, остановилась очень нарядная карета, в которой прибыли тетя Бекки и Гертруда в сопровождении двух лакеев в кружевах и с факелами; дамы собрались по пути на бал навестить маленькую Лили, показать свои платья, в самом деле дивные, и пообещать, что завтра наведаются еще раз и расскажут все новости. Лили, как я уже упоминал, хворала, и балы со всяческими флик-флаками были не для нее.

Маленькая Лили широко, по-детски улыбнулась и обняла величественную тетю Бекки за шею.

— Добрая моя, милая тетя Бекки, как это любезно и как похоже на вас и Герти — прийти ко мне. О, что за великолепные дамы-близняшки! — И, подражая Нелл из фарса, Лили по-деревенски присела. — Этого я раньше не видела, — и она присмотрелась к ожерелью Гертруды, — а какое чудесное у вас кружево, тетя Бекки. Она ведь настоящая красавица — правда, Герти? Такой  красивой я ее никогда  еще не видела. Она затмит всех. Второй такой тонкой талии не сыщешь. — И Лили соединила свои стройные пальчики в кольцо, изображая талию тети Бекки. — Тебя рядом с ней и не заметят, Герти; все молодые люди как один примутся по ней вздыхать.

— Ах ты, противная маленькая шалунья! Ну погоди, сейчас тебе достанется, будешь знать, как смеяться над старой тетей Бекки, — вскричала мисс Ребекка, замахнулась веером и сделала несколько крохотных шажков в направлении Лилиас; она весело улыбалась, потому что знала — по поводу талии Лили права, и любила, когда эта проказница над ней подшучивала. На мисс Ребекке были ее бриллианты, и последний взгляд в зеркало придал ей уверенности в себе. Они с Лили вечно затевали игру — в обществе Лилиас Уолсингем любой становился жизнерадостным ребенком.

Гостьи пробыли в Вязах добрых четверть часа, и наконец подошедший к окну лакей кашлем напомнил тете Ребекке, что время идет, а Лили настаивала на том, чтобы до их отъезда сыграть менуэт и деревенский танец и позвать старую Салли — пусть посмотрит, как тетя Ребекка с Гертрудой проделают несколько па; поэтому между Лилиас и тетей Бекки вновь вспыхнула небольшая битва, как обычно бывало при их встречах и расставаниях. И почему же каждый раз, когда маленькая озорница затевала шутливую потасовку, тетя Бекки несколько мгновений не сводила с нее бесконечно нежного, ласкового взгляда, слабела и становилась как маленькая девочка? Думаю, к любому сердцу имеется дорожка, и люди, обладающие даром интуиции, безошибочно такие дорожки отыскивают.

Шелестя юбками, великолепные дамы удалились, оставив Лили во власти возбуждения; с горящими щеками, опираясь пальцами на раму, она следила из окна за их отъездом, а затем вернулась на место; губы ее слегка улыбались, а в глазах стояли слезы. Разрумянившаяся, она села за клавикорды и сыграла деревенский танец, потом старинную ирландскую мелодию, веселую и живую. И в дверь с задумчивой улыбкой на добром лице заглянула старая Салли, которую привлекли непривычные звуки.

— Входи, моя разумница Салли, моя душечка! Мне пришла в голову одна затея; ты должна будешь меня одеть, потому что я собираюсь на бал.

— Бог с вами, мисс Лили, дорогая, — с улыбкой качая головой, отозвалась старая Салли. — Что скажут доктора?

— Пусть говорят что хотят.

И маленькая Лили, с ярким румянцем на щеках, сверкая глазами, поднялась с места.

— Ангельчик! — воскликнула старая женщина; взгляд на это милое и любимое юное лицо заставил ее, как иногда говорят, «преисполниться». — Да с вами рядом никто и стоять не достоин; второй такой, как наша мисс Лили, не сыскать.

Некоторое время она молча улыбалась, а потом сказала:

— Но, дорогая моя мисс Лили, вы ведь уже больше месяца не выходили из дому.

— И этого тебе недостаточно? Как тебе не стыдно запирать меня так долго, злющая старушонка? Ну, ну, Салли, голубушка, я решилась, и я поеду на бал, но только ты не бойся.