Да, он знал, как тяжело приходится отцу. Сколько желающих было завладеть Гростенсхольмом и Липовой аллеей, нее говоря уже о доме его матери, Элистранде! Было ясно, что когда-нибудь Людям Льда придется распроститься с этими имениями. Но если он вернется домой с несметными сокровищами господина Йолина…

Одно он знал наверняка: он не станет осквернять этот прекрасный дом насилием. К тому же он знал, что на протяжении многих лет насилия здесь хватало.

И еще он знал: ему следует сходить в епархию и прочитать все, что можно, о самом господине Йолине. Наверняка там написано не только о том, что Йолин спрятал в своем доме клад!

Они выбрали комнату на первом этаже — красивую и опрятную спальню с белым постельным бельем из домотканной материи и белыми гардинами на окнах.

Потом они снова спустились в усадьбу, чтобы забрать его вещи.

Остановившись у калитки, Эскиль нерешительно произнес:

— Думаю, мне нужно спуститься к морю взглянуть на лодку. Вчера вечером я так легкомысленно оставил ее на берегу.

— А потом приходи сюда, чтобы пообедать, как мы договаривались, — сказал Терье. — Но будь добр, веди себя тихо, а то Сольвейг беспокоится о ребенке, который плохо спит по ночам.

Эскиль и сам знал об этом. Он не мог забыть душераздирающих детских криков, так же как и жестоких слов Терье, адресованных бедному мальчику.

Он смотрел на хозяина и думал, до чего же у него красивые глаза. Они были такими светлыми, что казались прозрачными, он смотрел не прямо на собеседника, а чуть в сторону, мимо виска. И это вызывало у Эскиля беспокойство.

Но он тут же забыл о Терье, отправившись вниз по освещенной весенним солнцем тропинке к морю, — если можно назвать морем крошечную рыбачью бухточку.

И очень скоро он увидел девушку, случайно остановившуюся возле забора. Собственно говоря, Эскиля не очень-то беспокоила его лодка, поскольку ее вытащили на берег опытные мужчины. Нет, просто он надеялся снова увидеть хорошенькую Ингер-Лизе. И вот она была перед ним!

Он вежливо поздоровался с ней, дразня ее взглядом, и она торопливо спросила, не видел ли он Мари, потому что они договорились здесь встретиться…

Эскиль подумал, как он мог увидеть Мари, если все остальные усадьбы расположены гораздо ниже, тем не менее он с невинным видом ответил, что не видел ее.

Он остановился в нерешительности, делая вид, будто ему не очень-то хочется с ней болтать, они сдержанно поговорили о том, кто в каком доме живет.

Но вскоре они почувствовали себя свободнее, разговаривать им стало легче. И, подобно всем молодым людям, они угадывали за словами настроение собеседника. Ингер-Лизе оказалась еще красивее при свете дня, у нее были округлые, мягкие формы и игривые глаза.

К тому же она была любопытна. Ей хотелось узнать, как ему живется у Терье Йолинсона. Казалось, вопросы задает не она, а какой-то другой человек, возможно, ее мать. И Эскиль понял, что окружающие мало знали о том, как живут в доме наверху.

— Но ведь я переночевал там всего одну ночь, — неохотно произнес Эскиль. — Хотя Сольвейг показалась мне очень милой…

Глаза девушки тот час сверкнули гневом.

— Они живут в грехе, — торопливо произнесла она. — Разве ты не знаешь, что они не женаты? Эскилю было неприятно слышать это.

— Я об этом ничего не знал, — сдержанно произнес он. — Просто мне показалось, что Сольвейг очень несчастна из-за своего больного ребенка.

Глаза Ингер-Лизе стали холодными, и в чертах ее застывшего лица ясно просматривались следы стойкого вестландского пиетизма.

— Мальчик вовсе не болен. Он одержим.

Одержим? Эскиль просто онемел. Он даже не предполагал, что существует такое слово.