— И знаешь, Марин, — Анька побледнела, — тогда я высказала ему все. И что, ты думаешь, он ответил? Не поверишь: «Ладно тебе, не обижайся». Не обижайся за то, что сломал жизнь… Сволочь какая… Я его выгнала и, представляешь, больше не видела.

— Как не видела?

— А вот так. Из больницы поехала в родительскую квартиру, там уже не жил никто. А на Полянку даже за вещами не съездила. Не могла себя заставить.

— И как же ты без вещей?!

Да какие там вещи… По дому ходить, что ль? Халат старый нашла. Костюм проклятый тоже выбросила — видеть не могла… Валялась целый день на диване, и такие мысли в голову лезли! А главное, я вдруг поняла, что сама во всем виновата! Работала, мужика содержала, а ребенка убила своего!..

— Ну а Макс?

— Ты слушай… От всех этих размышлений я стала настоящей истеричкой, почти сумасшедшей. Иду по улице, вдруг чувствую, что сейчас заплачу. Соседка успокоительные дала, результат — ноль. Только еще забывать все стала и говорила два слова в минуту. И вот, в разгар полной деградации позвонил папин институтский приятель.

— Аня, выручай!

Я думала, ему надо денег. Оказалось, они с зятем открыли фирму — им переводчица нужна. Платить ей пока нечем, но — в будущем!!! — они, конечно, все отдадут. Я сразу отказалась. Но он так пристал, под конец даже приплел память отца.

— Ладно, — говорю, — везите мне бумаги и словари захватите, а то я вашей терминологии не знаю. — А сама думаю: куда мне переводить, я по-русски скоро забуду.

На следующий день бумаги привез Макс, его зять. Я открыла ему в Димкиной рубашке и джинсах, а на голове платок, потому что от лекарств стали лезть волосы. Он увидел меня, испугался:

— Что это с вами?

— Болею. — И чувствую, что сейчас разревусь. — Вы словари привезли?

Он принялся вытаскивать из сумки здоровенные тома, не удержал, и они у него с грохотом попадали. Макс извинился, сложил словари на стол, и тут прибежал сосед снизу и давай орать какие-то глупости, будто мы все время что-то тяжелое на пол кидаем и что он-то хорошо знает, что мы задумали. И тогда Макс с убийственной серьезностью говорит:

— А откуда вы, интересно, знаете, что мы задумали? Мы это в глубоком секрете держим.

— Знаю! — злобно выкрикнул сосед и убежал, хлопнув дверью.

Я рассмеялась — первый раз за время болезни. И еще, понимаешь, у меня возникло чувство, что мы с Максом заодно, будто мы и правда что-то задумали. И как это было классно! В тот же день я начала переводить, и, к великому удивлению, перевод у меня пошел легко.

— Ну а дальше, как вы с ним?

Понимаешь, мы просто вместе работали. Я и переводила, и референтом его была, даже немного бухгалтером пришлось. Месяцев через пять сняли первый офис: крошечный, конечно, зато в центре, у метро… А мебель жуткая. И денег на другую нет. Вдруг меня осенило: ободранные столы надо покрасить черной тушью. Макс засмеялся, но деваться-то некуда. Красили сами целый вечер, потом поужинали бутербродами с пивом. И вот тутти все и случилось. Домой я пришла в два ночи, окрыленная конечно. Но говорю себе строго так: «Особо не обольщайся, подруга. Мало ли что мужик позволил себе…»

Но потом у нас с ним просто медовый месяц начался! Он сам и о разводе заговорил.

— А дети у них с женой были?

— Девочка, четыре года… Ну развод, так развод — я не возражала. И тут умирает Игорь Иванович — папин друг и тесть Макса. Фирмой они владели напополам, и теперь доля этого Игоря досталась дочери, то есть жене Макса.