— Правильно.

— Тогда — за дам! Нам все равно за что пить, а им приятно, — предложил тост Макс.

Смеясь, мы пили шампанское. Я чувствовала легкость и давно забытый азарт, и все-таки нервное напряжение дня то и дело подступало к глазам непрошеными слезами. Хорошо еще, что шел разговор о подписанной сегодня удачной сделке — и ко мне почти не обращались. Украдкой я рассматривала Дода. Крупный, с густыми темными волосами, очень сдержанный. Зашел к соседям, выпить — нацепил белую рубашку. Чудак.

Где-то зазвучала мелодия сотового. Макс дернулся, но усидел под Анькиным взглядом. Сотовый все звонил и звонил.

— Ну, подойди. — Анька печально опустила уголки рта.

— …На работе, где ж мне быть, — бодро докладывал Макс по телефону, одной рукой прижимая трубку к уху, другой открывая дверь в кабинет.

Анька ничтоже сумняшеся отправилась за ним.

— Почему вы игнорируете фрукты? — спросил Дод, когда мы остались вдвоем.

Ну и вопрос! Стало жаль мужика. Тем более если учесть некрасивое поведение Тани. Захотелось сказать что-нибудь примиряющее с жизнью.

— Фрукты я не ем, потому что переела их в детстве. И можно один совет? Не унывайте. Каждый должен прожить свою жизнь и пронести по жизни свой крест спокойно и с достоинством, — отчеканив эту тираду, я почувствовала, что сейчас разрыдаюсь. Совсем отвыкла от шампанского, не говоря уж о коньяке.

— Вы так уверенно говорите — знаете из собственного опыта?

Я молчала. Мой срывающийся голос будет ему чересчур роскошным подарком.

Дод прошелся по комнате от стойки до дивана и неожиданно присел рядом со мной. Спросил:

— Хочешь, я буду заботиться о тебе? Этого мне только не хватало! Внезапно я ощутила невыносимую усталость и скуку. Коньяк и шампанское закончились тяжестью в затылке, а сознание сделалось серо-будничным. Сидишь тут, как в сказке, за готическим, мозаичным окном, слушаешь разные глупости, а дома дети, в сумке тетради, и вообще «жизнь невозможно повернуть назад». Пора. Я поднялась и молча пошла к выходу.

— Вы что, обиделись? — Амиранашвили сменил интимный тон на обычный, деревянный.

— Просто меня ждут. Поздно уже.

— Я отвезу вас.

— У меня муж ревнивый. Амиранашвили недоверчиво хмыкнул. Услышав возню у входной двери, Анька выглянула из кабинета. Она явно была расстроена.

— А вы, я смотрю, поладили. Ну, совет да любовь. Мариш, будь осторожна!

Улица обдала морозной свежестью. На темном небе холодно белели звезды. Поддерживая меня под локоть, Амиранашвили зашагал к навороченной иномарке.

Приветственно пропела сигнализация.

— Мне нужно еще в магазин, — сказала я без всякого выражения, — не хотела изображать благодарность, не хотела нравиться.

Через час, обвешанная такими же пакетами, какие видела днем у Аньки, я возвращалась домой. Амиранашвили невозмутимо накупал продукты на свой вкус: охлажденное мясо, сыр, рыбу, минералку без газа, какие-то приправы, экзотические фрукты.

— Это вы нам коньяк покупаете? — расхохоталась я, представив себя распивающей коньяк с сыновьями на кухне. — Лучше пирожных возьмите.

— Пригодится, — глухо ответил он.

…За дверью слышался смех мальчишек. Его прервала короткая реплика моей матери:

— Вот, оказывается, где ты пропадаешь! — Она осуждающе, но и с интересом смотрела на Дода.